Читаем Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина полностью

Мы смотрим на чужаков и говорим: «Мы с Богом, и Бог с нами. Мы правы и находимся внутри, а они — неправы и находятся снаружи». Таким образом мы держим Бога в услужении, в клетке, выстроенной из слов, значений, учений нашей религии. В этом случае Бог неизбежно превращается в не–божество, а наша религия — в своекорыстную идеологию. Но Бог, которого можно удержать в рамках нашей религии, недостоин поклонения.

Если мы не принимаем мир как нашу общину, тогда либералы от консерваторов, верующие от неверующих, мусульмане от иудеев, христиан и атеистов отличаются лишь тем, где именно мы проводим границы, разделяющие мир, и кого осознанно или бессознательно очерняем. Стоит нам разделить мир на «своих», которые «понимают» (благо) и «чужих», которые «не понимают» (зло), цель жизни становится более чем очевидной! После этого наша жизнь будет направлена на преуменьшение зла и увеличение блага в мире. Чем больше людей мы сумеем перетащить через стены в наши владения, тем лучше станет мир!

Даже те, кто говорит: «Я вообще нерелигиозен», тем не менее делят мир. Все боятся неких отдельно взятых людей или групп людей и обвиняют их во всех недостатках мироустройства. Антисемиты использовали для этой цели евреев. Евреи — амалекитян. Христиане и мусульмане — язычников и друг друга. Атеисты обвиняли христиан. Протестанты — католиков. Хуту — тутси. Белые — черных. Коммунисты — капиталистов. Богатые — бедных. Вдобавок ко всему, как убедительно и тревожно доказывает Мирослав Вольф, каждая группа, некогда бывшая жертвой, в свою очередь тем или иным способом становилась преступником. Рано или поздно все, кто был исключен, начинали изображать не только полную невиновность в событиях прошлого, но и нежелание делать шаги к оздоровлению[97].

В своем лучшем проявлении религии утверждают, что наше желание иметь узкие «избранные круги» — на самом деле деформированное стремление принадлежать. Пока мы чувствуем себя отвергнутыми, мы продолжаем отвергать других. К.СЛьюис однажды сказал, что пока вы движимы этим желанием быть в избранном кругу, «вам никогда не добиться желаемого. Вы пытаетесь очистить луковицу: если вы успешно справитесь с делом, от луковицы ничего не останется. Пока вы не победите страх быть «чужим», вы останетесь таковым!»[98]

Переломный момент в существовании религий

Когда Бог призвал Аврама, отца христиан, мусульман и иудеев, то предложил ему покинуть свою землю — родных, дом отца, все, что он знал в этом мире. Бог сказал: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего… и благословлю тебя… и будешь ты в благословении… и благословятся в тебе все племена земные»[99]. Иными словами, «я хочу благословить мир. Ты не мог бы согласиться принять это благословение и передать его?» Веру Аврама предстояло измерить благословением, которое он принесет чужакам. Благословение служило орудием. Он сам не был благословлен. Его благословили стать благословением.

И это еще не все.

Аврам и его потомки были призваны благословить других так, как Бог благословил их, и, следовательно, позволить им, другим, быть благословением. Сомневаюсь, что без понимания этой истины я остался бы христианином или принял бы любую другую монотеистическую религию. Я стал христианином потому, что узнал, как сильно Бог любит меня и как много я должен предложить миру. Но я остался христианином не по этой причине. Благословения, данного мне — любимому Богом и имеющему возможность изменить мир, — не хватало для поддержания моей веры. Мне помогало благословение, данное другим: Бог любит их, они благословлены, чтобы быть благословением для меня. Бог благословляет все живое.

Мне предложили принять его.

«Взять» и «принять» — не одно и то же. «Взять» указывает на нашу силу. «Принять» — на нашу слабость. Но эта слабость священна.

Мы призваны научиться не только благословлять «их», но и быть благословленными «ими», таким образом способствуя процветанию других религий, творящих добро и составляющих часть нашего взаимозависимого мира. В будущем в нем станут процветать те религии, которые научатся измерять успех не только количеством своих приверженцев или количеством благословленных «чужаков», а тем, сколько от этих «чужаков» досталось благословения им самим. Это и есть переломный момент. С тех пор как я стал христианином, меня учили отдавать.

Об этом мне твердили постоянно, этому я все время учил других, когда сам стал пастором. С первых дней после моего обращения, на протяжении всей учебы в семинарии и работы пастором в городе я слушал из уст других и говорил сам: «Любите людей там, где учитесь. Любите людей там, где живете. Любите людей там, где работаете». Мы призываем друг друга служить окружающим, и под этим служением всегда подразумевается помощь, удовлетворение потребностей, наставление. Отдавать, отдавать, отдавать им. Благословлять, благословлять, благословлять их. Любить, любить, любить их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука