Читаем Это всегда был он полностью

– С открытыми глазами спишь, что ли?

– Нас тоже научи. Полезный навык.

– Тише вы, – я показательно прижимаю указательный палец к губам. – Тусовка так тусовка. Я только за. Куда пойдем?

– Вообще на вечер дождь передавали, – медленно проговаривает Лера.

– Можно у меня посидеть, – не задумываясь предлагает Лина. – Если мама снова своих ведьм не соберет. Два шабаша в квартире – это уже перебор.

– Тогда давайте ко мне. – Я беспечно пожимаю плечами. – Там ни мы не будем никому мешать, ни нам. Я одна живу, и здесь недалеко, всего пара кварталов. А если погода будет хорошей, то прогуляемся по центру.

– Настя-Настя, – кокетливо напевает Лина.

– Ты наше счастье, – дополняет Лера. – Значит, забились? Часов в семь, нормально?

– Ага, – мягко киваю я, ощутив приятное волнение.

Строгий наказ матери гремит в голове: «Будь осторожна, пожалуйста. Не води в дом кого попало». Еще раз смотрю на девочек – Лина заговорщически подмигивает мне, а Лера добродушно улыбается. Они ведь уже не кто попало. Верно?

– На этом все. Все свободны! – объявляет преподаватель.

Наша группа шумной толпой покидает аудиторию и стекает на цокольный этаж, где, как ни странно, надежды Леры в полной мере оправдываются. Практика по проектированию длится всего пятнадцать минут, из которых десять – мы просто ждем преподавателя, развалившись за партами и залипнув в мобильниках. После уроков по сорок минут полуторачасовые пары и впрямь воспринимаются как пытка.

– Свобо-о-ода… – страдальчески тянет Лера, толкая тяжелую парадную дверь.

Выходим с двумя «Эл» из главного учебного корпуса, спускаемся по лестнице на широкую площадку, выложенную серой плиткой, и останавливаемся у дороги. По голубому небу плывут белые пушистые облака, ни намека на дождь, но синоптики иногда все же бывают правы, теорию вероятности ведь никто не отменял.

– Настя, тебе куда? – спрашивает Лера.

– Налево. – Я указываю в направлении улицы Пушкинской.

– О, наша маршрутка! – вскрикивает Лина и тянет подругу за руку к только что подъехавшему общественному транспорту довольно сомнительного вида. – Спишемся позже, Настюш! Будь на связи!

– Хорошо! – кричу вслед девчонкам и делаю пару шагов в сторону дома.

Ныряю рукой в сумку, чтобы отыскать телефон. Мне уже не терпится рассказать маме, как прошел первый учебный день, правда, мобильника нет ни в одном кармане. Резко останавливаюсь, тихо выругавшись. Он точно был со мной на практическом занятии, когда мы с девочками обменивались номерами и страницами в социальных сетях. Неужели я оставила его в аудитории? Лучше уж так, чем если кто-то вытащил его из сумки.

Досадливо вздохнув, возвращаюсь к главному корпусу, и, обогнав пару никуда не торопящихся парней, взбегаю по лестнице. Миновав пост охраны, снова спускаюсь на цокольный этаж и внимательно смотрю под ноги на случай, если телефон попросту вывалился где-то по пути, но на полу ничего нет. Распахиваю дверь в аудиторию, где проходило проектирование, и с облегчением забираю свой мобильник со скамейки за первой партой. Повезло, что здесь все еще открыто. Выходя в коридор, снова заглядываю в сумку с надеждой, что сегодня я больше ничего не потеряла. Ключи, например. Папа иногда шутит, что меня стоило назвать Машенька, а не Настенька.

Шорох приближающихся шагов заставляет отступить в сторону, но маневр нельзя назвать удачным, потому что он ускоряет столкновение, а не спасает от него. Нужно было шагать влево. Нет! Нужно было смотреть, куда иду!

– Извини, – лепечу я, не поднимая головы.

– Всего одно «извини»? Кажется, их должно быть раза в три больше.

Этот голос мне не знаком, но я без труда могу догадаться, кому именно он принадлежит, ведь перед глазами снова эта черно-белая клетка. Вот он, баланс во Вселенной. Все и так было слишком хорошо.

– Это уже не смешно, – раздраженно рокочет белобрысый.

В груди вдруг появляется легкое покалывание. То, как он произносит шипящие, чуть мягче, чем следует, навевает воспоминания о прозвище, которое дал мне в средних классах один идиот. Неторопливо поднимаю взгляд и ошарашенно приоткрываю рот.

– Ты-ы-ы? – хрипло тяну я.

– Привет, замарашка. Я, конечно, тронут вниманием, но… может, прекратишь уже меня преследовать? Я все еще не западаю на сталкерш, выпрыгивающих из-за углов.

Худшие опасения подтверждаются, и я набираю в грудь побольше воздуха. Знала бы сразу, что это он, вообще бы не переживала. Тоже мне, пострадавший. Ему мои тычки все равно что гвоздям удары надувного молотка. Негодование собирается в горячий сгусток, поднимающийся по горлу, щеки горят. Смотрю на повзрослевшего Морева и совсем не вижу в нем мальчишку, что так любил доставать меня на переменах и после уроков. Он стал выше, да и в плечах шире. Белесые волосы закрывают высокий лоб и лезут в глаза, губы поджаты, и на них не видно ни тени той озорной улыбки, которую я почему-то слишком хорошо помню.

– Долго мне ждать? – угрюмо спрашивает он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
60-я параллель
60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.

Георгий Николаевич Караев , Лев Васильевич Успенский

Проза / Проза о войне / Военная проза / Детская проза / Книги Для Детей