Это закончится на тебе

Пассажирам лодки — нарциссической семейной системы — не хватает одного: понимания, откуда берутся волны. Семье нужен ответ на вопрос, почему это происходит, который соответствует действительности. Эмоциональная турбулентность, вызванная отрицанием реальности со стороны мужа Эрики, не давала ей найти стабильную почву под ногами, и из-за этого ее подсознание постоянно находилось в состоянии повышенной боевой готовности. Нестыковки между реальностью и отрицанием и сокрытием реальности со стороны Тома были источником ее сомнений в себе и тревоги.

Передо мной стояла такая задача: исследовать детство Эрики вместе с ней, чтобы узнать, были ли в нем факторы, из-за которых она решила связать свою судьбу с нарциссом, когда пришло время создавать свою семью.

Детская история Эрики: мама перетягивала все внимание на себя

Эрика и ее младший брат Бен росли в маленьком городке, в квартале, где жило много молодых семей. По соседству всегда были другие дети, с которыми можно поиграть, на улицах постоянно звучал смех, лай собак, детские крики. Газоны перед домами были буквально усыпаны велосипедами и футбольными мячами, стайки детишек махали проезжающим машинам.

А вот дома все было совсем иначе. Мама Эрики была эмоционально неустойчивой и склонной к психосоматическим заболеваниям, из-за которых по несколько дней не вставала с постели и притягивала к себе внимание всей семьи. Жалюзи в доме часто были опущены, брат с сестрой быстро научились на цыпочках ходить по скрипучим деревянным половицам. Отец Эрики, когда не был на работе — а на работе он был часто, иногда надолго уезжал в другие штаты в командировку, — ухаживал за женой, словно она лежала на смертном одре.

Эрика рассказала мне, что на пороге жизнь как будто заканчивалась. Когда она открывала дверь и входила в тихий дом, у нее сердце уходило в пятки. На улице она была энергичной и популярной, входила в группку, по ее выражению, «солнечных ребят», а возвращаясь домой, думала, что лучше бы ей раствориться в воздухе.

С самого детства Эрика научилась скрывать свои чувства, зная, что отец и мать могут думать только о притворных маминых болезнях. Ее потребности игнорировались ради того, чтобы мама получила очередную дозу внимания. Эрика рассказывала об этом так:

Я знала, что, если попрошу о помощи, мне ответят резко и презрительно. На любую просьбу, даже самую простую — например, подписать согласие на школьную экскурсию, — реагировали с раздражением. Было ощущение, словно я всегда хочу от них слишком многого. Они очень злились, когда я или Бен их беспокоили, так что я, по сути, превратилась в его опекуншу. Мы двое стали беженцами в нашем доме.

Когда я спросила Эрику, любили ли ее родители, она ответила: «Конечно!» Но со временем, когда я помогла ей понять, что любовь — это не абстрактное чувство, что она должна выражаться самоотверженными проявлениями доброты, внимания, принятия и поддержки без осуждения, Эрика осознала, что в ее семье, скорее всего, царила не любовь, а более мощная сила.

Убивающая жизнь сила родителя-нарцисса не давала обоим родителям проявлять настоящую родительскую любовь к Эрике и Бену. Дети не получили поддержки, необходимой для развития и расцвета. Нарциссизм матери Эрики создал среду явного, пусть и тихого, игнорирования и пренебрежения. Отец мог бы стать противовесом своей «присутствующей, но отсутствующей» жене, но был слишком сильно привязан к ней и ее нарциссическим потребностям, чтобы уделять внимание детям. В результате Эрике и ее брату пришлось, по сути, воспитывать себя самим.

Неудивительно, что Эрику тянуло к такому человеку, как Том. Она выросла в нарциссической семье, которая игнорировала ее, не видела и не слышала ее потребностей, и научилась быть невидимой, чтобы не вызывать проблем. За годы жизни с Томом она поняла: если она станет делать то, что он хочет, и не заступаться за себя, все будет хорошо, но, когда она подавала голос, начинался настоящий ад. Ситуация была ей известна. Как же нас тянет к тому, что кажется знакомым, пока мы не начинаем серьезно работать над восстановлением!

История Джона: продолжение отца

Нарциссизм в семье Джона был другого рода: открытый и всепоглощающий. Джона, единственного сына, полностью «опутал собой» отец, Джон-старший, который с самого момента рождения малыша считал его продолжением себя. Джон превратился в аватар всех отцовских упущенных возможностей и обид на общество, и с самого юного возраста на него давили, чтобы он стал «лучшим Джоном из всех, каким может стать». Мне 25-летний Джон рассказал об этом так: