Это застряло в памяти

– А комнаты! Срам! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Назывались «квартиры», даже в почтовом адресе так значились, и на двери: «кв. 1, кв. 2…» Восемнадцать «квартир», по девять на каждой стороне коридора. Мы жили в «квартире» номер семь, рядом Дуся, мамкина подруга. Незамужняя, перестарок, тоже из первых метростроевок. Хорошая баба. Помните её? Барак был для семейных, но она жила одна. Въехала с женихом, а он переметнулся к другой. Проходчик, как мамкин муж. Жильцы – первые строители метрополитена. Народу в бараке было битком! Семьи росли, жильцы поселяли у себя немощных своих стариков из деревни, бабы рожали детей, дети вырастали, появлялись внуки. В этакой конуре, бывало, набивалось по семь-восемь человек! Все «квартиры» одинаковые. Как войдёшь – на одной стороне от двери на гвоздях одежду вешали, на другой – вроде кухни. На столе ведро с водой для готовки, примуса, керогазы, электрические плитки. Под столом ящики с кастрюлями, сковородками. На полках сверху тарелки, плошки, чашки, ложки, поварёшки – столовая посуда. И раковина под рукомойником, под ней ведро, рядом ещё ведро с крышкой, помойное. И ещё ведро, тоже с крышкой, его парашей называли. Кошмар подумать, как говорит мой богатенький дружок. Ночью на задний двор даже мужики не ходили, крыс боялись. За ситцевой занавеской – «жилая комната». Старались навести уют. На окнах занавески, цветочки. Комната длинная, как пенал. Помещались в ней две кровати, между ними стол небольшой, на котором готовили, ели, пили, делали уроки; у стола стул, чаще табуретка, её под стол задвигали. Все вещи под столом, под кроватями в ящиках или на полках. Как там люди умещалися? На полу спали, сколачивали двух- и трёхярусные нары, как в тюрьме. Места уходивших в ночную смену, освобождалися, их занимали родственники, а те, вернувшись с работы, отсыпались днём. Жуть! Я это жильё терпеть не могла, стыдилась. У меня и подруг не было. Из школы иду с девчонками, захожу в подъезд вашего шикарного серого дома, представляете? Чтоб не знали, где я живу. Смотрю с лестничной площадки из окна второго этажа: ушли или нет. И опрометью домой, в барак. Верите ли, Лёля, девчонка сопливая была, а уже тогда думала: люди подземные дворцы строят, а сами живут, как дикари, в грязных, тесных хижинах. Да тогда таких бараков по Москве, по всей стране тыщи были. Я книжки читала, развитая была. Бесилась, ревела по ночам. Мамку будила, ведь мы спали в одной кровати.

Щель, а не комната. На узком топчане Колька спал, гадёныш. Тогда всё из-за него случилося, подлеца. Мамка не заболела бы… Через него, сукиного сына…

Зинаиду нахлынувшие воспоминания разволновали, она передохнула, затоптала недокуренную сигарету, закурила новую. Протянула пачку Лёле, но Лёля отказалась, сказала, что привыкла к «Яве». Зинаида жадно затянулась, выпустила дым через ноздри, кашлянула, покрутила головой и опять заговорила:

– Мамка долбила: учись, мол, девка, а то вот будешь, как я, чужую грязь возить, горшки за барынями выносить. И я училась, окончила пищевой техникум, потом институт. Подрабатывала лифтёршей, чужих малышей в колясках катала, но с учебником не расставалась. Кругом отличницей была. Глаза сломала, но выучилась Я в линзах, видите? Импортные. Сейчас руковожу огромным пищеблоком на важном предприятии. Большущий комбинат. Член партии, а как же? На такой-то должности. А начала с холодного цеха. У меня в коллективе почти триста человек, кухня, четыре цеха, холодильники, кладовые, прачечная, гараж, столовая два этажа с буфетами в корпусах, повара, официантки, посудомойки, слесаря, кладовщики, шофёры, уборщицы… Бухгалтерия своя, бухгалтерша своя… Вы меня понимаете, Лёля?

Она перевела дух, снова зорко огляделась по сторонам – видно, у неё была такая привычка.

– Живём в сплошном дефиците, в магазинах на полках ни хрена, шаром покати, а для меня никакого дефицита нет. Связи, связи! Любой продукт, любой ширпотреб, дублёнки, мебельные гарнитуры. Любая путёвка в санаторий, в дом отдыха! Мне звонят народные артисты: «Зинуля, душенька, икорки бы, рыбки красненькой, балычка, буженинки, того-сего к юбилею, а вам два билетика в третьем ряду в самую серёдку на премьеру обеспечены…» Чем плохо? Мамка бы порадовалась. Я ей тогда ещё сказала: иду в пищевую промышленность, чтоб мы больше не голодали и не питались объедками с барского стола…

Неожиданно она сменила тему:

– Вы замужем? У вас есть семья?

– Есть, – сказала Лёля.

Зинуля вновь завертела головой, как будто боялась, что её подслушивают, и начала говорить быстро, захлёбываясь словами: