Это же я…

Вот сколько раз я себе говорила: «Марина, мы сначала думаем, а потом едем!» Миллион раз я себе это говорила. Но тогда, впрочем, как обычно, призыв не сработал. Потому что я ведь побеждала! Я обошла всех своих соперников, вырвалась вперед и была в эйфории. На полной скорости преодолела очередной крутой поворот, подняв столб пыли, и вдруг с ужасом сквозь эту пыль разглядела стоящую на дороге машину. А рядом другую. И поодаль группку людей – мужчин, женщин, детей. Откуда они взялись в этой глуши? Бог весть. Видать, безнадежно заблудились и изучали карту в отчаянной попытке понять, куда же это их занесло и где искать дом. Вся толпа стояла аккурат в той точке, на которую я уверенно летела. Они тоже меня заметили, все, как по команде, повернули головы, открыли рты и оцепенели в ужасе. В принципе их можно было понять. Тишина, глухой лес, из которого вдруг с ревом вылетает нечто ужасное в дыму и пыли.

Надо было что-то предпринимать. А что? Водитель из меня никудышный, я и за рулем машины-то никогда не сидела, что уж говорить об этой взбесившейся табуретке. И я, естественно, делаю то, что нельзя делать ни в коем случае, – выкручиваю руль и изо всех сил жму на тормоз. Как я летела! Машина понеслась кубарем, я, поскольку была пристегнута, из кабины не вылетела, но совершила несколько пируэтов внутри ее. Один кувырок, второй. Лечу и думаю: «Господи, сколько я еще кувыркаться буду, когда же она остановится! Надоело». Четыре оборота. Четыре раза на колеса, на крышу и снова на колеса. Я до сих пор не понимаю, как выжила и как остался цел-невредим ребенок. Когда наш багги прекратил свои кульбиты и остановился, я огляделась, увидела страшенные рытвины в земле, оставленные нашими колесами. И в голову пришла только одна мысль: «Если бы со мной что-то случилось – все! Привет! Мы в трехстах километрах от ближайшего населенного пункта, вечереет, и помощь вряд ли пришла бы – вертолет ночью не летает, а ни одна машина «Скорой помощи» нас в этой глухомани не нашла бы». Пока я все это обдумывала, подоспели друзья. В полном шоке они подбежали ко мне проверить – жива ли я вообще. А у меня – ни царапины. Видимо, мой ангел-хранитель все-таки очень внимательно ко мне относится, раз смог в такой сложной ситуации уберечь и меня, и будущего ребенка.

Когда Маша появилась на свет, я не раз вспомнила ту историю. Она с первых минут жизни была невероятно красива, совершенно непохожа на всех остальных младенцев, красных, сморщенных, со следами какой-то внутренней борьбы на лице. Моя девочка была спокойна, голубые глаза широко распахнуты, ресницы до бровей, щечки фарфоровые, губки алые. В общем, я никогда в жизни не видела таких хорошеньких младенцев. И, глядя на нее, я все время говорила: «Господи, зачем я тебя так мучила? Ты же все это время сидела у меня внутри, такая живая, такая красивая!» Рожала я ее абсолютно спокойно, ужасов, которые пришлось пережить во время рождения Саши, не было и близко. Уже через два часа после родов я принимала гостей. Первой гостьей была, конечно, новоиспеченная сестричка. Сашка начала мечтать о сестренке или братике задолго до того, как я сообщила ей, что беременна. Она всегда любила малышей, никакая сила не могла отогнать мою старшую дочь от коляски, в которой лежал младенец, пусть даже совершенно незнакомый. Естественно, как только она научилась внятно говорить, тотчас попросила меня родить ей такого же. Всю беременность очень внимательно относилась к моему состоянию, разговаривала с животом, выясняла, что там внутри делает девочка, как она себя чувствует и знает ли, что ее ждет сестра по имени Саша. В общем, неудивительно, что первой в моей палате оказалась именно она. Саша влетела в дверь такая вся стремительная, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, взъерошенная. Казалось, что одевалась дочка на бегу – только одна рука продета в рукав пальто, второй болтается, шарф сполз на сторону. Даже не взглянув на меня, она стала обшаривать взглядом палату: «Где она?! Покажите мне ее!» И потом часа три не могла отойти от кроватки, смотрела, как Маша дышит, как моргает, как вертит головой, и приговаривала: «Господи… Это же моя сестра! Какая она маленькая!» Тут же, у кроватки, поклялась Маше в вечной любви и пообещала защищать ее всегда и везде.

Впрочем, выписка из роддома и на этот раз далась мне с трудом. Но если первый раз я волновалась, смогу ли справиться с младенцем, то второй раз все было куда печальнее – я не понимала, смогу ли справиться с собственной жизнью.

Вообще, эту книгу можно было бы смело назвать «Мои любимые грабли». Перечитала еще раз главы, в которых я рассказываю про расставание с Шульцем и про развод с Лешей, и поняла, что, дожив до тридцати лет, так ничему не научилась в отношениях с мужчинами.