Этой ночью я ее видел

По лагерю расхаживали английские офицеры, вероятно, нам предстоит пройти какие-то комиссии, которые установят, кто сотрудничал с немцами и у кого руки в крови. Маршировали, маршировали… Что за идиотизм, у кого после четырех лет войны руки не в крови?.. гвардейцы короля Петра. Почему они не спросят у этого капрала в маршальском мундире, этого Йосипа Броза, если его на самом деле так зовут, этого коммуняку, который заварил всю эту кашу и ударил нашим в спину в Сербии, в спину генералу Дража^[5]? Еще вчера его, Дража Михаиловича, нашего Чичу, у которого за плечами уже была французская военная академия и который первым схлестнулся с немцами, наши разлюбезные англичане расхваливали как крупнейшего европейского военного деятеля, а американцы печатали его портреты на первых полосах газет. Почему этого нелепого Тито, который присвоил себе маршальское звание, будучи на самом деле австрийским капралом, не спросят, в крови ли у него руки? Намедни он выступал в Любляне перед народными массами. Наши курьеры, которые прибывали из Югославии, рассказывали, что людей приходилось сгонять силой, потому что там все против коммунистов и скоро поднимут бунт. Тогда наступит наш черед, говорят наши. Поэтому мы каждую минуту должны быть наготове: раз труба зовет, нужно строиться под знаменем.

Я же вместо того, чтобы идти на место сбора и вытянуться в приветствии знамени, раздумываю, а стоит ли мне вообще бриться. И эта щетина на моем лице, и эта преждевременная седина на висках, щербатость верхнего ряда передних зубов, все это до мелочей отражало мое состояние. Вместо того, чтобы дни напролет обсуждать со своими боевыми товарищами варианты возвращения, я предаюсь размышлениям о лучших днях своей жизни с женщиной, которая этой ночью спустя семь лет снова приходила ко мне.

Уже после той ночи, которую она провела в моей квартире, если это можно назвать сном, проводив ее наутро до первой трамвайной остановки, я понял, что таких дней, которые мы пережили, больше уже не будет. Было воскресенье и занятий верховой ездой не было, воскресенье было посвящено ее воскресным обедам и светскому общению после полудня, однако, Вероники не было, в манеже ни в понедельник, не было ее и во вторник. И вот тут-то в моей жизни разверзлась такая брешь, такая зияющая пустота в груди, которую не удавалось заполнить ни долгой ездой верхом в одиночестве, ни залить и утопить все вместе в сливовице, вине, во всем, что попадалось под руки. Только теперь я понял, что случилось, какими идиотскими были мои замечания относительно ее поведения, эта женщина любила меня, и я не мог без нее. Тут только я осознал, что мне совершенно все равно, кто что скажет, процедит сквозь зубы, как посмотрит, и куда это все ведет, к черту офицерскую честь, сказал я себе, мне было все равно, в моей жизни без нее образовалась дыра, я хотел, чтобы она снова была со мной, хотел ее светлые волосы, губы, ее тело, я хотел слышать ее голос и подсмеиваться над ее высокомерными замечаниями, и плевать я хотел на последствия. Так же, как и ей гораздо раньше стало все равно, потому как она гораздо раньше поняла, что с нами произошло. Я же понял только тогда, когда она несколько дней отсутствовала.

Поэтому мне было безразлично, когда в среду на площадке для выездки, куда я по-прежнему приходил, появился ее муж. Он был в охотничьем костюме. Я звонил в часть, произнес он, но майор Илич сказал мне, что вы должны быть здесь. Некоторое время он смотрел на меня, словно ожидая каких-то объяснений. Очевидно, майор еще не в курсе, заметил он через некоторое время, после чего снова замолчал, что вы закончили занятия верховой ездой. Непонятно было, известно ли ему что-то или нет, мне же было все равно. Я соврал, что не хватило какой-то недельки, мне хотелось ее увидеть, хотя бы еще разок, госпожа Вероника заболела? Невозмутимый денди буравил меня своими голубыми глазками, почему бы вам не навестить ее, если вы решили, что она заболела? Не могу себе этого позволить, ответил я, я всего лишь ее инструктор верховой езды. Я чувствовал себя не лучшим образом при мысли, что она сочтет меня мелким обманщиком и лжецом, ну а вообще-то, что мне было делать? Вы могли бы позвонить ей, наверняка, ей было бы приятно. Я ответил, что постараюсь позвонить ей с КПП части. А сейчас я вернусь в штаб и скажу, что занятия верховой ездой с госпожой супругой, насколько я понял, закончены. Вы правильно понимаете, заметил он. Как будто она прекрасно ездит, она сама говорит, что ездит как польский улан, мне жаль, что я этого не видел. Он сдержанно улыбнулся. Несколько дней она еще отлежится, а потом мы едем на море. Она уже давно хотела провести сентябрьские дни в Далмации, говорят, это там самое лучшее время. Я надеялся, что он не заметил, как у меня дрогнули руки. Как сердце рухнуло в пропасть грудной клетки, этого он не мог слышать.

Итак, все кончено, подумал я, конец.