Этот бессмертный

– Когда закончим, мы смонтируем пленку до приемлемой продолжительности и пустим ее в обратную сторону. Мы хотим назвать ее «Строительство Великой пирамиды». Отличная штука – и для развлечения, и для денег. С тех пор как ваши историки узнали о пирамиде, они ломают себе голову, как же именно ее сложили. Надеюсь, эта пленка их немножко осчастливит. Я решил, что операция ГСПН – это то, что надо.

– ГСПН?

– Грубая Сила и Полное Невежество. Нет, только полюбуйтесь, как они ее портят – следят за камерой, валяются на камнях, а затем вскакивают как угорелые, едва она поворачивается в их сторону. В конце концов, они так действительно свалятся от усталости. Но все-таки это первый земной фильм за многие годы. И люди по-настоящему воодушевлены.

Дос Сантос глянул на оскаленные зубы Красного Парика, на бугорки мускулов под ее глазами. Затем уставился на пирамиду.

– Вы сумасшедший, – провозгласил он.

– Едва ли, – отозвался я. – Отсутствие памятника может в некотором роде тоже быть памятником.

– Памятником Конраду Номикосу, – подтвердил он.

– Нет, – сказала затем Красный Парик. – Раз есть искусство созидания, то наверняка есть и искусство разрушения. Видимо, он это и пробует. Он играет роль Калигулы[28]. Пожалуй, я даже могу понять почему.

– Спасибо.

– Не ждите от меня «пожалуйста». Я говорю «пожалуй». Ведь художник и это должен делать с любовью.

– Любовь – отрицательная форма ненависти.

– «Я умираю, Египет, умираю», – продекламировала Эллен.

Миштиго рассмеялся.

– А вы круче, чем я думал, Номикос, – заметил он. – Но вы не незаменимы.

– Попробуйте уволить гражданского служащего, особенно такого, как я.

– Это легче, чем вы думаете.

– Посмотрим.

– Увидим.

Мы повернулись к великой (на девяносто процентов) пирамиде Хеопса (Хуфу). Миштиго снова стал записывать свои наблюдения.

– Я бы хотел, чтобы вы сделали обзор прямо отсюда, – сказал я. – Наше присутствие там – лишь напрасная трата пленки. Мы не впишемся. Можно спуститься вниз, когда будет перерыв на чашку кофе.

– Согласен, – сказал Миштиго, – и полагаю, что догадываюсь, кто не вписывается. Но здесь я уже увидел все, что мне нужно. Пошли обратно в гостиницу. Я хочу поговорить с местными.

Затем он стал размышлять вслух:

– Тогда я сверх намеченного осмотрю Сахару. Вы еще не начали разбирать памятники Луксора, Карнака и Долины Царей?

– Пока еще нет.

– Отлично. Прежде всего их и осмотрим.

– Только пойдем отсюда, – сказала Эллен. – Жара чертовская.

И мы повернули назад.

– Вы в самом деле думаете то, что говорите? – спросила Диана, когда мы шли обратно.

– До некоторой степени.

– Как вы можете думать о подобных вещах?

– По-гречески, конечно. Затем перевожу на английский. Это я умею.

– Кто вы?

– Озимандия. Взгляните на дело рук моих, ваше величество отчаяние.

– Я не величество.

– Ой ли… – сказал я и отвернулся от обращенной ко мне стороны ее лица, на которой, насколько мне было видно, отображалось довольно смешное выражение.

– Позвольте рассказать вам о боадилах, – сказал я.

Наша фелюга[29] медленно скользила по слепящей водной дорожке, прожигающей себе путь в виду у великих серых колоннад Луксора.

Миштиго находился спиной ко мне. Он ел взглядом колонны и надиктовывал свои первые впечатления.

– Где мы высадимся? – спросил он меня.

– Милей ниже по нашему ходу. Может, я лучше расскажу вам о боадиле?

– Я знаю, что такое боадил. Я говорил вам, что изучал ваш мир.

– Хо-хо… Читать о них – это одно, а…

– Я видел боадилов. На Тайлере их целых четыре, в Саду Земли.

– …а видеть их в водоеме совсем другое…

– С вами и Хасаном мы настоящий плавучий арсенал. Я насчитал на вашем поясе три гранаты, четыре – на его, – многозначительно сообщил мне Миштиго.

– Если боадил навалится сверху, вы не сможете применить гранату – прежде всего из чувства самосохранения. А если он далеко, гранатой вы его не подорвете. Слишком уж они быстры.

Наконец-то он обернулся ко мне.

– Так что же вы применяете?

Я покопался в своей галабее[30] (надетой взамен родной, утраченной) и вытащил оружие, которое старался всегда иметь под рукой, когда ходил этим маршрутом.

Миштиго осмотрел его.

– Как это называется?

– Пистолет механического действия. Стреляет пулями с метацианидом – ударная сила в одну тонну при беглой стрельбе. Не очень прицельно, да это и не нужно. Сделан по образцу автомата двадцатого века под названием «шмайссер».

– Не очень-то послушное оружие. Им можно остановить боадила?

– Если повезет. У меня есть парочка в одном из ящиков. Дать?

– Нет, спасибо. – Он помолчал. – Но вы можете поподробнее рассказать мне о боадиле. Я ведь только взглянул на них в тот день, и они в общем-то были на глубине.

– Н-да… Голова – почти как у крокодила, только больше. Длиной около сорока футов. Могут свернуться в клубок – что-то вроде огромного пляжного мяча, только с зубами. Стремительные – и на земле, и в воде, и еще до черта маленьких лап с обеих сторон…

– Сколько лап? – переспросил он.

– Хм, по правде говоря, никогда не считал. Минуточку. Эй, Джордж, – кликнул я, обернувшись назад, где в тени паруса лежал и подремывал выдающийся главный биолог Земли. – Сколько лап у боадила?