Этот безумный, безумный мир глазами зоопсихологов

Эволюционистам такая закономерность кажется вполне понятной и объяснимой. Ее связывают с особой формой естественного отбора, способствующей устранению промежуточных форм. Ведь каждый биологический вид приспособлен жить в своей специфической, как говорят биологи, экологической нише — варианте природной среды, отличном от тех, в которых по соседству живут другие близкородственные виды.

Разнообразие видов определяется или множественностью вариантов экологических ниш в одном месте, или географической изоляций.

Так же обстоит дело с культурами, языками, этносами. Там тоже к взаимному обособлению привели те или иные факторы взаимной изоляции: социально-экономической, политической, географической. Об этом мы уже вскользь сказали в связи с явлением дивергенции.

Но вот антиэволюционисты редкую встречаемость промежуточных форм используют постоянно как свой главный козырь. Дескать, между биологическими видами вообще и не было никогда никаких переходов. Каждый вид возник из ничего одновременно со всеми прочими. Городской воробей был создан одновременно с остальными птицами уже на Четвертый день Творения, а после того, очевидно, бедовал без свойственной ему среды многие тысячелетия, пока люди не построили первые города. Ведь в сельской местности городской воробей не живет. Там другой вид — полевые воробьи.

Следуя той же логике, нетрудно убедиться, что и языки, на которых говорит современное человечество, за отсутствием промежуточных форм родились все сразу и одновременно после крушения Вавилонской башни! Да и все нынешние христианские конфессии, выходит, появились одновременно. И между ними же промежуточных форм почти нет!

Наконец, еще одна закономерность, общая для разных сложных конвариантно репродуцируемых систем со множеством способных взаимонезависимо изменяться признаков: ее практическая необратимость. Слова Гераклита «нельзя дважды войти в одну реку» к любому процессу эволюции применимы вполне.

Так, все породы домашних собак произошли от волков или также, возможно, шакалов. Однако, одичав в Австралии, собаки не стали ни волками, ни шакалами. Появилась новая порода диких животных: динго. Отдаленными предками всех наземных позвоночных животных являются кистеперые рыбы. Однако, те из четвероногих, кто вернулся к водному образу жизни (киты, дельфины, вымершие рыбоящеры-ихтиозавры и др.), сохранили легочное дыхание и остались типичными представителями своего класса (млекопитающие, пресмыкающиеся). И язык «Слова о полку Игореве» вовек уже не станет живым русским языком.

Для биологической эволюции это правило необратимости впервые сформулировал бельгийский зоолог Луи Долло (1857–1931).

Необратимость весьма просто объяснить с помощью теории вероятности. Если мы будем много-много раз переиздавать книгу с опечатками, да еще при этом какие-то их варианты приведут к изменениям тиража, велика ли вероятность, что когда-нибудь повторится первый вариант? Ведь вероятности независимых событий перемножаются. Поэтому-то невероятно, скажем, тысячекратное падение подброшенной монеты одной и той же стороной вверх — «решкой» или «орлом». То же можно сказать о мутациях и новациях.

Независимо друг от друга и случайным образом изменяющихся признаков у организмов, культур, языков, технологий и прочих конвариантно репродуцирующихся систем слишком много. К тому же, если эволюция носит прогрессивный характер, то есть сопровождается обогащением системы разнообразной информацией, выкинуть эту информацию «за борт», как Стенька Разин персидскую княжну, — задача не из простых. В этом все подобного рода системы отличаются от памяти компьютера, из которой при желании можно вычеркнуть что угодно одним нажатием на клавишу. Отделаться от ранее накопившегося информационного груза сразу и полностью практически невозможно, даже если он совершенно бесполезен. Обычно он «вычеркивается» лишь медленно, по частям, теряется лишь небольшими случайно не скопированными порциями, а в основной своей массе как бы «переводится в архив», где-то и как-то хранится, хотя это может никак не проявляться до поры до времени. У организмов, в их признаках, проявлена лишь какая-то, у высших животных крайне незначительная часть наследственной информации, скрытой в ДНК (менее десяти процентов). Прочее — «спящие гены».

То же самое можно сказать и об информационном фонде любой развитой человеческой культуры. Многое, накопленное ею за века и тысячелетия, хранится в устных преданиях, пылится в архивах и на книжных полках, одним словом, сберегается в коллективной памяти общества, долго, а порой и никогда, не находя себе применения. Так, при большом желании, мы могли бы и ныне в деталях воспроизвести многие языческие обряды дохристианской Руси, технологию изготовления луков, копий и кольчуг, древних судов. Вопрос только, кому это нужно?

2.5. Кто умнее: люди или бактерии?

(Случайный поиск — универсальная стратегия живых существ)