Этот добрый жестокий мир (сборник)

Никому не стоялось на месте. Прохаживались, притопывали, чавкая в жидкой грязи, били копытами, как кони. Поправляли чехлы на окончательно загрузнувших машинах, кто-то что-то подкручивал напоследок, выставив наружу тощий зад. У некоторых были плоские рюкзаки на плечах, другие шли вообще налегке. Палатку не собрал ни один.

— К вечеру вернемся с подмогой, — сказал парень с косичкой.

— На айти-вертолете, — пробормотал Костик. Он стоял ближе всех к Лене, и она слышала, а больше никто и внимания не обратил. Все о чем-то переговаривались, жужжали одновременно, перекрывая непрерывный шум дождя.

Им было весело. Они уходили.

— Не скучай тут, Ленка, — с нервозной ухмылкой бросил Димыч. — И это… не обижай Витку мою.

Она не придумала, что ему ответить.

— Не заблудитесь?

Хриплый голос закашлялся, недоговорив, и Лена беспорядочно крутнулась, ступила по щиколотку в лужу, развернулась, увидела.

Влад стоял возле их палатки с откинутым пологом, широко расставив ноги, стоял нетвердо, пошатываясь и щурясь от мелких дождевых капель. Прощаясь, поднял раскрытую ладонь.

— Зачем ты вышел?! — оскальзываясь, метнулась к нему. — Тебе же не… у тебя температура!..

* * *

— Такие дела, Ленка. Я не шучу.

Она и не думала, что он шутит. Съежилась в комочек, поплотнее обхватив колени руками под краем спального мешка. Дождь, кажется, стал еще сильнее, капли лупили в палатку, словно нескончаемый обстрел.

— Раньше люди постоянно готовили себя к чему-то такому, — говорил Влад. — Целая культура была: книжки о необитаемых островах, фильмы, игры на выживание, всякие программы, тренинги, курсы… Еще туризм был!.. Как его, экстремальный. Считалось, что ты реально крут, если можешь выжить, отрезанный от цивилизации. И знаешь почему?

— Нет.

— Потому что цивилизация была разомкнута. И каждый мог начать строить свою собственную. С любого конца, от любой отдельно взятой железки. Согласись, что это круто — цивилизация своими руками.

— Наверное.

— А теперь оно невозможно. Биполярную систему нельзя построить заново с какого-то одного конца, понимаешь? Можно только жить внутри старой, не пытаясь даже… — он закашлялся и закончил на сорванном сипящем звуке, — высунуться наружу.

Мы попытались, подумала Лена. Мы высунулись, и что теперь? Это же правда, то, что он сказал про них… скорее всего, правда.

— Я думал, уж мы-то сможем, с нашим железом. А получается, нужно что-то еще. В голове, в подкорке. Или в спинном мозгу, в хребте, как стержень… у нас его нет, Ленка. А если и был, так тупо заржавел от первого же дождя. Мы все равно поделены на сочинителей и айтишников, только не хотим себе в этом признаваться.

Он опять закашлялся, засипел, и надо было напоить его чем-то горячим, Лена бы сочинила: темное травяное варево с пряным запахом, невидимое облачко пара, мелкие-мелкие глотки и капельки пота на висках… нужно первым делом опять развести огонь, но как это сделать в сплошном дожде?..

И никто к нам сюда не вернется.

* * *

— Вита?

Спальный мешок не шевельнулся. Скрученная завитком бурая гусеница впотьмах.

Лена присела на корточки, поставив на каремат кружку с бульоном. Упавший полог хлопнул по спине последним порывом ветра с дождем. Протянула руку, нащупала сквозь толстый пружинистый слой что-то кругло-твердое, затылок или плечо…

— Вита… ты спишь? Я тебе поесть…

Гусеница внезапно взвилась пружиной. Лена отшатнулась, едва успев подхватить кружку — к счастью, бульон не доплеснул до края. Спальный мешок опал, словно сброшенный кокон, сидящая Вита протянула руку и сказала хрипло:

— Давай.

В полумраке она казалась осунувшейся и узкой — серый абрис щеки, ниточка губ и сверкающие глаза. Поднесла чашку к лицу:

— Чего так мало?

Лена потупилась:

— Кончился концентрат. Я не стала сильно разводить… но могу долить воды, если хочешь.

— Владику твоему, подозреваю, хватило. И тебе тоже.

— Я поровну делила! — возмутилась Лена.

— Ага. Посочиняй мне тут.

Вита отхлебнула бульона и закашлялась, переломившись пополам, под свитером ходили острые, совершенно птичьи лопатки. Раньше не было заметно, что она такая худенькая, наверное, из-за кожаной куртки. Подняла голову: мокрые пряди на лбу, слезы на глазах, сиплое дыхание. Снова понюхала бульон, составила в сторону и глянула исподлобья:

— Ты кружку ждешь?.. Я сама потом помою.

— Нет, — Лена приподнялась на полусогнутые и взялась за полог, — я уже… Может, тебе еще что-нибудь нужно?

Вита расхохоталась:

— А что у тебя есть?

— Ну, не знаю… попить… чай могу согреть.

— Чаю давай.

Она откинулась на спину, почти исчезнув в буграх и складках спального мешка, только белели тонкие пальцы, стиснутые на кружке, и тяжелое дыхание шуршало, будто сыпался песок. Лена приоткрыла полог, впуская бьющую наискосок морось. Чтобы нырнуть туда, в промозглую муть, надо было опять, в который раз, собраться с силами…

— Ленка, — тихо сказала Вита. — Ты попробуй. Сочини что-нибудь.

* * *

Разница есть.