Этот добрый жестокий мир

— Догадалась, конечно. Но, судя по засохшей саже, ушла она до того, как мы…

— А что значит «к своим»?

— То и значит. К своим, к неандертальцам!

Вот, значит, почему она сюда так просилась, стоило мне случайно вспомнить при ней о старом доме, построенном в верхоленской тайге моим прадедом. Да, и добавил тогда еще, что оттуда рукой подать до острова. И Талка как-то сразу загорелась желанием в очередной нечастый мой отпуск побывать в этом фамильном гнезде. И я, балда, ничего не заподозрил! Потому что не ожидал от нее такой хитрости. И такой дурости!

Самому теперь Талку не догнать — на своих, то есть, двоих. Какие-то умники утверждали, что неандертальцы бегали хуже современных людей. Еще как бегают, особенно по лесу да в горах, тут неандерталец даст фору любому нашему легкоатлету. За ночь Талка могла отмахать по тайге километров сорок и теперь, наверное, подходила уже к водоразделу.

Радиостанции, разумеется, здесь не было. Пришлось прибегнуть к более древнему виду связи. Соорудил по-быстрому костер, навалил сверху лапник. Дымный столб заметят — не с базы, так со спутника. Пока ждали флайер, Анна причитала:

— Они убьют ее, съедят!

Ну, во-первых, не убьют. Потому что просто не доберется Талка одна до острова. Но, если перевалит горы и выйдет к берегу Малого моря, может решить переправляться на подручных средствах. А это опасно. Плохие там места, течения сильные, водовороты. Утонет, дурочка!

А что касается того, что съедят… С чего неандертальцам каннибализмом заниматься?

На остров кого только не завозили, чтобы они могли от души поохотиться! Оленей северных и благородных, косуль, горных козлов и баранов, лошадей диких, овцебыков, зубробизонов, а еще волков, рысей, росомах, барсов, медведей. Даже парочку клонов мамонтов в Московском зоопарке выпросили! Мамонтов, впрочем, неандертальцы обходили стороной, возможно, приберегали на «черный день».

На острове, одним словом, не голодали. И ни одного случая людоедства за семь лет мы там не зафиксировали. Как и вообще убийств. Даже брошенных детей они не убивали, а оставляли в маленьких, сложенных из камней домиках. Загадка вообще-то большая, почему они своих детей бросают? Раньше считалось, что неандертальцы как раз очень заботились о малолетних сородичах. Сначала решили, что дети больные были, не выжили бы в племени, но — нет. Вполне жизнеспособные оказались. У Талки, по крайней мере, никаких патологий. Кто-то, наоборот, предположил, что они самых здоровых оставляли. В жертву, мол, приносили в благодарность богам, раз племя чудесным образом оказалось в таком богатом дичью новом месте.

— Зачем она это сделала, зачем?! — по-прежнему причитала Анна.

Мне-то понятно, зачем… Прогрессорша юная! Дескать, как же так, Кир, мы в тепле, чистоте и сытости умные книжки читаем, а там, на острове, живут в каменном веке, в диких первобытных условиях. И вообще, нельзя, Кир, таких же людей, пусть и другого вида, держать в заповеднике, как животных! Может, Кир, их еще в зоопарках будут показывать?! Я ей объяснил, что если просто забрать неандертальцев с острова, поместить в теплые дома, кормить полноценным диетическим питанием, вот тогда они точно превратятся из людей в тупых животных. И она, наверное, стала придумывать, как ей вернуться в свое племя и учить остальных колесу, земледелию, грамоте и астрономии!

Хотя, конечно, что-то надо делать с нашими неандертальцами. В принципе, они были восприимчивы к внешнему влиянию. За те пять тысяч лет, пока контактировали с кроманьонцами, много чему от них успели научиться — обработке кости, наскальной живописи, музыке, вероятно, даже. На острове пытались проводить «культурную программу». Правда, вся она пока сводилась к нескольким случаям «немого обмена» — неандертальцы забирали оставленные им раковины с красками или костяные рыболовные крючки и клали взамен вяленое мясо или туесок сушеных ягод. Классический способ стимулирования развития социума каменного века. Только первобытный прогресс растягивается на тысячелетия! Как смириться с таким при нашей скорости жизни, когда десять лет — уже целая эпоха?!

Так что пока адаптация неандертальского человека к новому для них миру происходила только, так сказать, в индивидуальном порядке. Этим занимались мы — те, кто взял на воспитание неандертальских подкидышей. Моя Талка из них — первая, самая старшая. С одной стороны, растить этих первобытных мальчиков и девочек было чертовски сложным делом, ведь все наши электроприборы и вся химия оказались для них крайне опасными. А как прикажете справляться без них с простейшей, казалось бы, бытовой проблемой вроде стирки?! Зато, с другой стороны, воспитанники наши были такими замечательными, такими талантливыми! И ведь, если кому и решать в будущем судьбу неандертальцев, — только им, детям своего племени, получившим знания современного человечества. Но сначала детям надо вырасти! И поумнеть!

Над нами наконец завис, снижаясь, флайер.

— Я тоже лечу! — вцепилась в руку Анна.

— Хорошо, подброшу тебя до Качуга…