Повернулся на голос — в десятке метров от меня стоял майор в полевой форме полка, на его худом лице, обращенном ко мне, явно читалось недовольство. Подбежал, козырнул и хотел доложиться, когда тот принялся отчитывать: — Это что за хождение, почему не в роте? И что за вид, неуставная форма? И кто разрешил носить меч? Из какой роты, кто командир?
Успел только сказать фамилию ротного, как майор, даже не выслушав моего объяснения, вынес приговор: — Доложишь командиру о наложении взыскания — трое суток ареста. А сейчас, марш в роту!
Пришлось уже бегом возвращаться в казарму, отчитаться лейтенанту о происшедшем. Тот не стал комментировать приказ старшего офицера, только велел сидеть в казарме до возвращения командира. По кислой физиономии дежурного видел, что произвол майора ему не по душе, но ни слова против не проронил. Так и пришлось мне сидеть безвылазно до самого вечера, кланя в душе того офицера и свое невезение. Начинать службу с взыскания никак не входило в мои планы. Уж если придется служить, то намеревался добиться каких-то успехов. Если не генералом, то по крайней мере стать командиром полка. А тут такой афронт! В расстроенных чувствах дождался возвращения роты с учений. Стоял в сторонке от входа, когда в казарму гурьбой ввалились уставшие, пахнувшие потом и пылью, воины — мои новые сослуживцы.
Они не обращали внимания на меня, шумно обсуждали свои дела и проходили вглубь помещения к своим местам. Разные — совсем юные и ветераны уже в зрелом возрасте, тихие и громкоголосые, но складывалось впечатление единой большой семьи — боевого братства. Слышал вокруг шутки, смех, подначивание, от всей атмосферы в роте веяло каким-то теплом, добром. От нее у меня в душе полегчало, грустные мысли отошли в сторону. Вскоре в казарму вошли офицеры — впереди капитан, за ним два лейтенанта. Дежурный пошел им навстречу, доложился командиру, а потом сказал о пополнении в моем лице и вынесенном мне взыскании. Передал капитану бумаги, тот быстро проглядел, а потом подошел ко мне. Вытянулся перед своим командиром и представился: — Рядовой Иванов, прибыл в ваше распоряжение.
Тот, внимательно посмотрев меня, негромко бросил: — Идите за мной, Иванов, — развернулся и направился к своему кабинету — отдельному помещению в центре казармы. Я вошел следом за ним и встал у двери, только следил глазами за строгим на вид капитаном. На первый взгляд, ему можно было дать тридцать — выглядел молодо и подтянуто, но морщинки вокруг глаз и в углу губ подсказывали, что все же он старше. Командир стоял у окна напротив входа, о чем-то раздумывал, возможно, решал — как быть со мной. Приказ вышестоящего офицера надо выполнять, но капитан ясно понимал из доклада дежурного, что майор сам нарушил уставной порядок — вынес незаконное взыскание. Я только прибыл в полк, так что никак не мог быть с ротой. Парадная форма не запрещена вне строя, ношение меча дворянином даже и не на службе — его полное право.
Больше того, я мог по дворянскому статусу обжаловать незаконный приказ у вышестоящего руководства вплоть до самого короля. Начинать службу со склоки не хотел, но и давать себя в обиду не собирался. Капитан, по-видимому, почувствовал мой настрой, после минутного размышления переспросил подробности случившегося конфликта, а после, велев ждать здесь, ушел. Вернулся почти через час, сказал, довольный разрешившимся недоразумением:
— Командир полка отменил наложенное начальником штаба взыскание, так что ты свободен. Пойдешь во взвод лейтенанта Пуарье — это он принял тебя. Сегодня отдыхай, а завтра начнешь службу. Сразу скажу — сладкой она не покажется, будем гонять, пока не станешь настоящим бойцом, не хуже других. Все, ступай.
Так сравнительно благополучно обошлась для эта меня эта история, только заимел влиятельного и злопамятного недруга, позже не раз доставившего мне неприятности. В тот же вечер лейтенант определил меня в десяток сержанта Фредера, наставником назначил капрала Бастиана, старого вояку, у которого срок службы подходил к завершению. Получил, наконец-то, положенное мне обмундирование и другое имущество, переоделся, разложил вещи в небольшом шкафу. После отвечал на вопросы бойцов своего десятка — они, хотя и знали от лейтенанта, что я дворянин, но особо не тушевались в разговоре со мной. Расспрашивали обо мне, сами рассказывали о разных случившихся с ними историях. Отвечал им более-менее обстоятельно, внимательно слушал, так что знакомство между нами прошло благожелательно и непринужденно.