— Ну да, — усмехнулся Стас. — Хохмочка в том, что материалы о первом саркофаге слишком хорошо засекретили. Следопыты не знают, что можно находить, а что — нельзя. Впрочем, это касается не только саркофагов. Позднее, как только информация попадает под недремлющее око КомКона-2, доступ к ней ограничивается. КомКон-2 просто не в состоянии отслеживать в реальном времени весь объем поступающей в БВИ информации.
— И ты этим пользуешься.
— Нет, у меня доступ ко всей информации. Независимо от.
— Так что это за саркофаг? Кто в нем?
— Угадай с трех попыток.
— КОТЫ???
— Да, коты. Тоже тринадцать. Семь девочек, шесть мальчиков.
— Он тоже активировался?
— Пока — нет. Если не сильно отличается от того, в котором были люди — а внешне они похожи — активируется в тот момент, когда к нему подойдет прратт. Например, Миу. Или кто-то нажмет на хорошо спрятанную кнопку внутри саркофага. Опять же, по аналогии с нашим саркофагом, придется добавить лет двадцать пять на взросление организма.
— И КомКон опять окружит все глубокой тайной…
— С какой стати? Землю кошачьи катаклизмы не затронут. Земля далеко. А на этой планете техноцивилизации еще нет. Нечего разрушать, невозможно устроить всемирную катастрофу, нарушив снабжение города энергией. Я думаю, наоборот, эксперименту дадут зеленый свет. Собственно, уже дали, раз мы стали образцово-показательными.
— Сходу возникает вопрос, где эта чертова дюжина суперменов будет расти и воспитываться. Можешь предложить место лучше нашего оазиса?
— Саркофаг еще не активирован. После активации — девять месяцев на созревание плода… Постой, а какой у котов срок беременности?
— Надо у Миу спросить. Как бы там ни было, у нас около года на подготовку к приему младенцев. Только-только водокачку закончим…
Хозяин опять замолчал, напряженно размышляя о чем-то.
Знаешь, многое теперь смотрится в другом свете. Но, все же, осталась пара непоняток.
— Зачем, почему?
— Да, почему?
— Трудно отвечать на "почему"… Коммунизм — красивая общественно — экономическая формация?
— Очень красивая.
— Мне тоже нравится. Жаль, только, нестабильная. Игрушка теоретиков. Как ты сказал, мы живем в искусственном, придуманном кем-то мире.
— А социализм?
— Тоже нестабилен. Но срок деградации системы значительно больше.
— Как ты определяешь нестабильность?
— Легко! Собственно, это не я. Это до меня. Меня тогда и в проекте не было. Критерии простые. А — стабилизирующая обратная связь в экономике. Б — воспроизводство кадров в управляющей системе. В — постоянное развитие, расширение системы: возможность и стимул. Если с А и В при социализме — серединка на половинку, то пункт Б в глубоком минусе.
— А при коммунизме?
— Влад, ты знаешь, что львы спят двадцать часов в сутки?
— Да.
— Городские домашние кошки, которые живут на всем готовом, тоже спят двадцать часов в сутки. Дикие — нет. Дикие мышей ловят.
— К чему ты это?
— Человек — то же животное. Между нами и обезьянами на пальме меньше двух тысяч поколений. А помнишь лозунг коммунизма?
— От каждого по способностям, каждому по потребностям.
— Правильно. Против второго пункта никто не возражает. С первым хуже. Первый пункт честно выполняют лишь десять процентов населения. Девяносто выбирают компромисс между первым пунктом и двадцатью часами сна. Идеологи коммунизма надеялись на иное. На рост сознания, типа.
— А как же другие соцсистемы? Социализм, капитализм…
— Элементарно, Ватсон. Лозунг социализма — от каждого по способностям, каждому по труду. Красиво, но интереснее звучит первое следствие: Кто не работает, тот не ест. Есть хотят все! Голод — естественный и понятный стимул к труду. Но сейчас минимальный уровень потребления обеспечивается автоматами, вообще без участия человека.
— Поэтому Совет решил программировать людей.
— Поэтому Совет решил заложить в людей еще один инстинкт. Социальный. И невозможное стало возможным.
— Не систему приспособить к человеку, а создать человека, который может жить в данной системе.
— Да. Переделать человека под систему. Может, тебя это утешит, но правка не такая уж значительная. В пределах эволюционного разброса параметров.
— Это как понять?
— Помнишь, я говорил о соотношении десять к девяносто? Десять процентов населения готовы жить в коммунизме. Один процент устроит себе коммунизм при любом общественном строе. Термин еще такой был… А-а, бессеребренники! Новый инстинкт подтягивает мотивацию девяноста процентов до уровня тех десяти, которых можно назвать коммунарами.
Опять молчат. Сидят и молчат. А я не могу спокойно сидеть, я не выдержу! Уже вслух поскуливаю.
— Стас, что ты со мной сделал, — спросил вдруг хозяин. — Час назад мне умереть хотелось.
— А сейчас?
— Не разобрался еще. Но умирать точно не хочется.
— Я перегрузил тебя информацией. По максимуму, по самые уши. Возросла активность левого полушария головного мозга, то-се, поиск противоречий и альтернативных вариантов. В общем, тебе стало не до текущих проблем.
— Ну да! Подумаешь, какой-то там инстинкт… Если мы — отбросы эволюции, инстинкт — такая мелочь…
И они рассмеялись. Не весело, скорее, устало.