Лаборатория исчезает, и что-то сильно сжимается у меня внутри. Я открываю глаза, но все вокруг выглядит размытым и мерцает странным голубоватым свечением. Меня обволакивает приятное тепло, но при этом трудно разобраться, то ли я лежу, то ли сижу. Я моргаю, пытаясь хоть немного разогнать муть перед глазами, и мне наконец удается рассмотреть помещение с гладкими бетонными стенами. Рядом со мной находится черный лабораторный стол, а в углу стоит промышленный генкит. Значит, я в одной из лабораторий Энтропии. Все по-прежнему странного голубоватого оттенка, и есть что-то пугающее в том, как двигается мое тело.
Нет, оно не двигается. А плавает. Я заперта в резервуаре, а из моей руки торчит кабель.
Паника словно пожар проносится по моим венам. Горло скручивают спазмы, а легкие сжимаются, вынуждая закашлять. Разумом я понимаю, что в этой жидкости нет необходимости дышать, но тело не верит в это. Я судорожно пытаюсь сделать вдох, заглатывая еще больше жидкости, и инстинктивно начинаю стучать по стеклу, чтобы выбраться из резервуара и наполнить легкие воздухом. Стенки резервуара созданы из прозрачно-матового алюминия, и на них нет кнопок или рычагов, чтобы выбраться. Я пинаю стекло, когда на меня обрушиваются воспоминания из детства. Мне вновь восемь лет, и я прихожу в себя в запертом резервуаре из-за плохо закодированного успокоительного. Я тяну за кабель, подключенный к руке, и дергаю руками и ногами, когда пугающие образы из скальпелей и проводов проносятся перед глазами словно стая перепуганных птиц.
– Цзюнь Бэй!
Над резервуаром склоняется фигура. Это Катарина. Она в «Истине», и ее лицо искажено стеклянными стенками резервуара.
– Цзюнь Бэй, послушай меня! Тебе нужно успокоиться.
– Открой его! – кричу я так, что болит горло, но жидкость притупляет звук.
Я ударяю кулаками по стеклу и судорожно пытаюсь вдохнуть, не в силах расслабиться.
– Я попытаюсь подключиться к системе управления!
Над головой раздается щелчок, и крышка открывается, а кабель отсоединяется от манжеты. Я хватаюсь за край и переваливаюсь через него. Голубая жидкость выплескивается на пол, когда я падаю на четвереньки.
Не раздумывая, я делаю глубокий вдох, и воздух пронзает легкие. В груди все сжимается, а изо рта выливается голубая жидкость вперемешку со слизью. Я сворачиваюсь в клубок, стараясь совладать с тошнотой и болью. Мое тело только начало потреблять кислород из жидкости, поэтому каждый глоток воздуха прожигает пазухи и трахеи не хуже пламени.
– Постарайся успокоить дыхание, – присаживаясь рядом со мной, говорит Катарина. – Не хочу тебя пугать, но нам нужно немедленно убираться отсюда.
Я прижимаю руку ко рту и заставляю себя подняться на колени. Тело прикрывает лишь нижнее белье, а распущенные мокрые волосы облепили лицо. Кожа на запястье покрыта синяками, но мне трудно сказать, остались ли они после встречи с солдатами «Картакса» или появились из-за лихорадки, зудящей под моей кожей. Я дрожа провожу руками по волосам и оглядываюсь по сторонам.
– Ч-черт возьми, – выдыхаю я.
Задняя стена лаборатории наполовину заставлена стеклянными резервуарами в точности как тот, в котором я проснулась. Некоторые из них, как и мой, стоят на полу, а внутри плавают неподвижные тела генхакеров, которых я встречала в Энтропии. У одной из женщин рана в плече, из нее вытекает тоненькая струйка крови, смешиваясь со сверкающей голубой жидкостью. Я смотрю на множество пустых резервуаров.
– Что, черт побери, тут происходит?
– Солдаты «Картакса» ловят генхакеров и запирают в резервуарах, – объясняет Катарина. – Они печатают их на сельскохозяйственных уровнях. Я видела тысячи подобных резервуаров в одном из бункеров. «Картакс» вводит людей в кому и засовывает в стеклянные тюрьмы. И этим мирные жители бункеров оправдывают войну. Ведь они останавливают генхакеров, не убивая их.
Мурашки расползаются по коже. В одном из резервуаров лежит девушка примерно моего возраста. Ее глаза полуприкрыты, но взгляд отсутствующий, а тело обмякло.
– Знаешь, смерть мало чем отличается от такой жизни.
По лицу Катарины пробегает тень.
– Пойдем… нужно убраться отсюда, пока солдаты «Картакса» не вернулись сюда с новыми пленниками.
Я киваю и провожу руками по глазам, чтобы стереть нанораствор.
– Где Агнес?
– Скрылась. Судя по записям камер, она всего несколько минут назад улетела на «Комоксе».
– Она отправилась за твоим клоном, – отталкиваясь от пола, говорю я. – И как только получит твою ДНК, ее уже ничто не остановит. Она тут же завершит «Панацею». Нужно выбраться отсюда и связаться с остальными.
– Ты не можешь пойти так, – оглядывая лабораторию, останавливает меня Катарина. – Ты заражена… и скоро твой запах начнет дурманить. Да тебя съедят живьем.
Она встает и подходит к стальным шкафчикам, выстроившимся вдоль стены. Ее глаза стекленеют, а металлические дверцы с шипением открываются, демонстрируя полки с охлажденными растворами нанитов и биологическими образцами, а также сшитый по индивидуальным меркам защитный костюм.