— Две принял — две принял. Извините-извините. Две принял — две принял. Извините-извините. Господи, это кошмар какой-то — я прочел утром в газете, что, Господи, это кошмар какой-то — министр внутренних дел Великобритании…
И так далее, и тому подобное, с непредсказуемыми поворотами. Шива пробовал когнитивную терапию, прописывал тьму лекарств, пытался даже самым искренним образом общаться с пациентом. Вадья посвятил его в свои домашние обстоятельства, оказавшиеся предсказуемо чудовищными. Имелась жирнющая, злющая жена, жирнющая, до фанатизма религиозная мать, два выросших ребенка, которые, как настоящие кукушата, не хотели покидать чужое гнездо.
В начале Шива полагал, что в расстройстве Вадья должна быть какая-то положительная сторона. Как Баснер, его Немезида, выстрогал из своих безнадежных больных ступени для карьерной лестницы, так и он, Шива, станет таскать Вадья, накачав его всякой всячиной, по фешенебельным литературным салонам, где сверхъестественная способность Пола повторять огромные куски диалогов с самим собой произведет сильное впечатление на возбужденных поэтесс этаким беккетовским абсурдом. Затем поэтессы обовьются вокруг Шивы, декламируя символистские вирши с нарастающим ритмом, пока все их голоса не сольются во всеобщий гвалт. Так он всего лишь фантазировал, ибо вскоре был вынужден признать, что ничего сколько-нибудь привлекательного в болезни не было, эхолалия это или еще что. Внешний вид роли не играл. Славянская кубической формы красно-белая голова с жестким хохолком и фасадом, обнесенным сеткой лопнувших капилляров, была посажена поверх широких плеч, переходящих в страшные, похожие на ковш экскаватора, руки. Мысль, что этот несущийся человек-поезд когда-то мог отвечать стандартам безопасности, казалась смешной, особенно учитывая пьянство.
Ах да, пьянство, маленькая деталь, которую Шива забыл упомянуть в письме. Он не решался назвать Вадья алкоголиком, во-первых, по причине культурологического предубеждения — Шива считал, что все, кто носит имя «Пол», пьют не просыхая, — а во-вторых, несмотря на то, что больной глушил сливовицу и хлестал высокоградусную водку, все это можно было оправдать понятным способом самолечения.
В пабе, в компании корешей, повторяющиеся в режиме «вырезать-вставить» пассажи мистера Дабла были обычным делом. Как он рассказал терапевту, там он чувствовал себя «сво-сво-бодным-бодным». Случайные условия, вынуждавшие его повторять фрагменты речи — все эти «э-э», «мэ-э», «что», «ух», вводные «действительно», «фактически», «страшное дело» и даже целые обороты типа «нувыпоняли», «побольшомусчету» — давали понять, что он ничем не отличается от своих собутыльников, его штормит, он наклюкался до такой степени, что его вопли эхом отскакивают от стен шхуны. Но, кроме того, Шива прекрасно знал, что в пьяном виде Вадья становился опасен: если он терял контроль, то резко и окончательно.
Забыл упомянуть? В самом деле, могло ли случиться, что Мукти упустил из виду такую важную особенность состояния своего пациента? Может, Шива надеялся, что Вадья заявится в «Хис-Хоспитэл» в пьяном виде (и это инициатива скорее Шивы, чем его больного), причем до такой степени, что если Баснер рассердится или, еще хуже, даст слабину, то Вадья набросится на него?
Дэвид Элмли стал прощупывать ситуацию, встревоженный регулярностью, с какой Шива Мукти общался с Баснером, но Шива ему ни в чем не признался, только отметив про себя этот факт. Он ждал и размышлял, наблюдая за коллегами и продолжая вести себя самым образцовым образом в делах с больными, дабы не вызвать ни у кого подозрений, а, наоборот, убедить всех в своей сверхурочной занятости. Когда поступили неизбежные новости в форме записки от Кевина Уотли, старшего ординатора Баснера, Шива обнаружил, что испытывает странную легкость. Итак, думал он, просматривая скудные сведения об увечьях Баснера, полученных от руки сумасшедшего алкоголика-эхолалика — теперь действительно началось. Теперь Баснер, равно как и я, не может отрицать, что это битва насмерть. Я пролил первую кровь, теперь надо ждать еще более грозного ответа.
Шива вооружился шприцом для подкожных инъекций с достаточным количеством хлорпромазина, чтобы остановить любого берсерка на фенсиклидине. Он установил угловое зеркало на стене снаружи своей ниши, чтобы через фрамугу можно было увидеть, кто ждет его в вестибюле. Крадучись кривыми и темными коридорами старой больницы, Шива время от времени поворачивался на каблуках, чтобы в случае чего отразить атаку. Он был уверен, что теперь все настолько серьезно, что ожидать от Баснера рыцарского поведения и придерживаться выбранного оружия было бы безрассудством. Нет, к моменту очередного удара этого хитрого еврея нужно иметь под боком медсестру, ассистента, а может, даже еще одного психиатра. Чтобы остался шанс выжить, надо быть готовым к нападению из-за любого угла.