Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Как только пациентка покинула кабинет и заковыляла прочь в сопровождении Джорджины, поддерживающей ее за острый с голодухи локоть, как если бы это был черепок сосуда из тонкостенного фарфора, Баснер повернулся к окну. За долгое время практики он научился не обращать внимание на мучительное мычание и лай, доносившиеся из-за двери. Когда через пятнадцать минут Джорджина вернулась и сообщила, что Лиз Гуд сбежала, он только безучастно пожал плечами. Все равно, как старик попросил бы ее сделать минет, позже подумала Джорджина, сидя в кафетерии и подцепляя языком полоски рифленых чипсов. Хотя в этом что-то есть, даже интересно.

Доктор Шива Мукти, вернувшись к многочисленным сердцам и неисчислимым объятьям своего семейства, на мгновение почувствовал ясность. Если это и не сумасшествие, то — признавал он — переживание глубокого стресса. После доклада Баснера в Королевском Обществе охраны Подёнок, он понял, что потерял сон. Было такое ощущение, что жизнь уходит из него, эмоциональный «восьмой фактор», который сторожит его чувства, прекратит страшные рыдания и остановит кровотечение. Он разбудил Моана, затем Свати. Она включила ночник, дававший шестьдесят ватт неуверенной желтизны, потом общий свет, добавивший еще добрую сотню свечей. У Шивы был срыв. Моан увидел, что его папа стоит у окна спальни и кроет матом священных мартышек, наблюдая, как те карабкаются по шпалерам на заднем дворе. «Ты спас нашего бога Раму, — кричал Шива. — Почему же ты не можешь спасти меня, черт побери?».

Свати отправила Моана спать в комнату тещи, достала из ящика стола мужа успокоительное, которое, она знала, он там хранил. Затем влетела обратно в спальню, ее пижама и халат лучились светом неземной богини, вложила в его руку стакан и, когда челюсть Шивы отвисла от изумления, кинула ему в рот таблетки. Он проглотил их, как ягненок.

На следующее утро Свати позвонила главному администратору «Сент-Мангос» и объяснила, что ее муж плохо себя чувствует. Потом она отвела Шиву к их личному врачу и просидела с ним все время, пока тот выписывал больничный. По наущению Свати, там было написано туманное «синдром хронического переутомления». Потом она привела его домой и заставила помогать ей готовить на кухне обед — вид деятельности, до сих пор ему незнакомый. В течение всего этого времени Шива был удивительно послушным и покорным. Даже когда она достала его телефонную книгу и с грохотом шлепнула ее перед ним, он все с тем же безразличным видом продолжил вынимать семена из бамии.

— Мне кажется, тебе надо с кем-то поговорить, Шива, — обратилась к нему Свати. — С каким-нибудь старым другом, желательно терапевтом, которому ты доверяешь. Надо с кем-то поговорить, так дальше нельзя. Твое поведение беспокоит Моана, он писается в постель. Его учитель сказал, что он задирает младших, что он угрюмый и замкнутый. Он тебя вообще не видит, Шива, ты не занимаешься с ним ничем, чем занимаются с детьми все отцы…

— Н… — хотел он было возразить, но она смерила его взглядом, полным такого эмоционального букета из любви, злости, жалости и отвращения, что он только кивнул в знак согласия.

Шива назначил встречу с Гуннаром Грунбейном — они были довольно дружны в медучилище. Грунбейн порекомендовал ему кое-что помимо письменных характеристик. Он обучался психоанализу под началом Адама Харли, одного из самых упорных критиков Баснера. К тому же то обстоятельство, что Грунбейн был немцем, ставило его вне тайной психо-семитской диаспоры, которая, по навязчивой идее Шивы, правила миром.

Грунбейн жил неподалеку. Кабинет доктора примыкал к стене его пугающе мрачного дома в Доллис-Хилл. Грунбейн называл это помещение кабинетом и даже умудрился придать ему вид такового, поставив там оттоманку, разместив персидские миниатюры и устроив перед дверью предбанник, но скрыть, что на самом деле это перестроенный гараж, ему так и не удалось. На не очень белых стенах сохранились масляные пятна, несмотря на огромный автоматический кондиционер.

Опираясь на историю своего кабинета, Гуннар Грунбейн применил механистический подход во врачевательстве душ. Не для него были все эти шаманские фокусы ортодоксальных школ, не разделял он и повышенно-чувствительной интерперсональности. Нет, если вы пришли к Грунбейну, то должны быть готовы, что вашу душу разложат на основные компоненты, а потом методично соберут заново. Смажут эго, снимут фаску с суперэго, вулканизируют подсознание, по всем деталям пройдутся рогожкой сопереживания, прежде чем засунуть обратно в моторный отсек личности.