Этрусская химера

— Возможно, мы пропустили одну или две мелких подробности, — возразил Мауро.

— Мы говорим не о паре мелких деталей, — бросила я.

— Ну, во-первых, мы не знаем, каким образом вам удалось вынести гидрию из участка, если вы имеете ввиду именно это, — проговорил Лукка. — Кажется, я уже говорил об этом.

— Я хочу сказать совсем о другом, — начала я. — В вашей версии упомянута смерть только одного из троих, замешанных в этом фарсе погибших людей, причем вы забываете именно про тех двоих, которые наверняка были убиты.

— Убиты? О чем она говорит? — спросил Хэнк. — Убитых у нас не было.

— Убит Антонио Бальдуччи, — напомнила я. — И Пьер Леклерк. Вполне возможно и Робер Годар.

— О, нет, только не Робер Годар! Он не был убит! — возразила мне Дотти.

— Бальдуччи? Он наложил на себя руки, — ответил Мауро. — Возле моего собственного дома. Ума не приложу, почему он выбрал именно это время и место. Но он сам убил себя.

— Это неправда, — сказала я.

— Он был моим лучшим другом, — вступил в разговор Романо. — Я никогда не мог бы причинить ему вред. Это немыслимо.

— В газетах ничего не писали насчет убийства, — сказала Евгения. — Он сам покончил с собой. Я также протестую против подобных нелепостей. Он был одним из моих актеров.

— Прошу вас, — произнес Лейк, — закончить с протестами. И если некоторые из вас действительно считают такой вариант невероятным, тогда, боюсь, виновные в этом убийстве козлища находятся среди вас. Вы можете возражать, можете пользоваться упомянутым Сезаром словом комитет, но аналогия работает против вас. Вы сделали своим символом Химеру, и, откровенно говоря, он подходит вам куда более точно, чем считаете вы сами.

Лукка, посмотрел на меня с некоторым интересом.

— Мне хотелось бы знать, кем является или был Пьер Леклерк.

— Пронырливый делец от искусства, — сказал Мондрагон. — Лейк также знает его. Но я даже не знал о его смерти, не говоря уже о том, что он был убит.

— Это тот мужчина, труп которого вы нашли возле Танеллы, — объяснила я Лукке. — Тот, личность которого вы до сих пор не сумели установить.

— Я никогда не слышала о нем, — проговорила Евгения. — Какое отношение он имеет к нашему делу?

— Быть может, мы начнем заново и выслушаем ту версию событий, которую приготовила миссис Макклинток, — сказал Лейк.

— Прошлой ночью я составила три списка, хотя, как мне кажется, теперь я предпочту аналогию мистера Лейка. Три списка, три группы лиц, три головы Химеры. Первую из них я назвала шарадой. Она приблизительно соответствует тому плану, в соответствии с которым вы отправили меня в Виши с деньгами для Годара, и на мой взгляд, мистер Лейк совершенно прав. Если среди вас действительно есть люди, способные поверить в этот вариант развития событий, они действительно козлы. Итак, начнем историю снова. Дотти?

— Ох, — она приложила ладонь к губам. — Не знаю…

Потом она набрала полную грудь воздуха и выпрямилась.

— Ладно.

— Не смей! — воскликнул Джино.

— Я должна это сделать, — сказала она. — Иначе мне просто не будет места на свете.

— Слушаем вас и уже затаили дыхание, — произнес Лейк.

Дотти пару раз открыла рот, но не сумела выдавить ни звука.

— Итак, ты побывала в шато Робера Годара в утро его смерти, — напомнила я.

— Правильно, — сказала она наконец. — Я была обязана приглядывать за положением дел в Виши, но мне была нужна также его столовая. Скоро я открываю в Новом Орлеане новый магазин, и мне нужны вещи. Годар обещал мне подумать об этом и сказал, что я могу вернуться на следующий день. Я вошла в шато, не постучав. Он не подходил к двери, понимаете. Ему приходилось слишком долго добираться до нее. Но дверь была открыта, и я просто вошла. Потом я прошла в ту комнату, где он хранил все свои древности, ну, знаешь, ту жуткую, которую освещают электрические лампочки без абажуров, а над головой летают птицы, — обратилась она ко мне. Я согласно кивнула.

— Витрина с гидрией была не заперта. Я подошла к ней и решила попытаться купить эту вещь или сказать ему, что я — член Сосьета и отвезу ее обществу от его имени. Теперь, когда я была там, весь этот заговор под прикрытием фамилии Лейка казался мне глупостью.

Я достала гидрию из витрины и понесла ее в кабинет Робера Годара, — продолжила она. — Я не хотела пугать его. Он как раз возился с веревками, и дверца люка уже была открыта. Годар увидел меня с гидрией в руках и, наверно, решил, что я собираюсь украсть ее, потому что он заорал на меня, а потом как бы дернулся в мою сторону. Он упал прямо в люк и ударился об пол с таким жутким звуком. Потом этот хруст…

— Должно быть, ударился о камень черепом, — предположил Лукка.

— Ради Бога, не надо, — попросила Дотти. — Я не могу вспоминать об этом. Он лежал внизу в таком жутком виде, и кровь текла из головы. Я запаниковала.

— А где в этот момент находилась гидрия? — спросила я.

— У меня, — ответила она. — Я заметила, что не выпускаю ее из рук, только почти у самого города. Клянусь, что я не хотела красть ее и не убивала Робера Годара. Это был несчастный случай. Я не прикасалась к нему. Но я знаю, что вина в его смерти лежит на мне.

Она зарыдала.