Эцитоны бурчелли

Деревушкин (спокойно). Разве я об этом сейчас говорю? Я все прекрасно понимаю. Я говорю сейчас о личном моем ощущении, о сугубо индивидуальном осмыслении моей личной, деревушкинской жизни и деятельности. (Помолчав.) Вот и сейчас... Другие ученые работают на главнейших направлениях нашей отечественной пауки, я не буду сейчас уточнять эти направления, вы их прекрасно знаете, - а я опять, как и двадцать и тридцать лет назад, ползаю на коленках по лесу с той же лупой в руках, делаю разрезы муравейников, продолжаю изучать строение муравьиного тела и так далее, и тому подобное... И, на коленках, я слишком близко вижу перед глазами землю по сравнению с теми, кто сегодня стоит на земле и летает над ней!

Александра. Папа! Ты, по-моему, что-то преувеличиваешь или преуменьшаешь! Ты - исследователь!

Деревушкин. А? Что? Ну? Верно. Я исследователь. Но я опять же говорю сейчас не о той конкретной пользе, которую я приношу обществу своими знаниями и открытиями в области энтомологии, а о моем личном ощущении того, что всю свою жизнь был лишен чего-то, что мне всю мою жизнь чего-то не хватало, без чего я, как ни странно, подсознательно чувствую себя неполноценным человеком.

Раиса Павловна (с большой тревогой). Чего вам не хватало?

Хвощ, отложив в сторону альбом, внимательно и серьезно

слушает речь Деревушкина.

Деревушкин. Какого-то нового, неведомого мною ощущения... И вдруг я понял, чего мне недостает!

Александра. Чего, папа?

Деревушкин. Была у меня в юности одна мечта. В течение всей своей жизни я возвращался к ней мысленно довольно часто, но каждый раз, уже почти созрев до решения, она в силу разных обстоятельств уходила от меня в несбыточное и нереальное. И вот совсем недавно моя искусительница вновь явилась ко мне и сказала: "Человек живет один раз. Сейчас или уже никогда! У тебя осталась единственная и последняя возможность осуществить свое желание. Решай!" И я подумал: почему я должен отказать себе в том, о чем я, собственно говоря, мечтаю с ранних лет моей жизни? Зачем? Во имя чего? В конце концов, это мое личное дело, и, в сущности, кроме моих близких, никого это не касается. И я принял твердое и непреклонное решение. Может быть, одним оно покажется странным, другим - абсурдным, третьим - даже безумным, не исключено и такое суждение, но решение мною принято и, как это у вас говорится (смотрит на Растегая), обжалованию не подлежит!

Раиса Павловна. Какое решение? Ради бога!.. Вы нас пугаете!

Софья (неприязненно). Что же это еще за странная мечта такая?

Александра. Какая мечта, папа?

Серафима. Любопытно, что же ты решил?

Растегай. Что вы решили, Платон Петрович? Не томите нас!

Все напряженно смотрят на Деревушкина. Большая пауза.

Деревушкин (не сразу). Я решил... прыгнуть с парашютом! А?.. Что?.. Ну?..

Немая сцена.

Анна Павловна. Прыгнуть?

Раиса Павловна (приходя в себя). С парашютом?

Софья. Как - с парашютом?

Серафима. Зачем с парашютом?

Растегай. Куда с парашютом?

Деревушкин (озорно). Да. Представьте себе. Я решил совершить один прыжок с парашютом. И я буду прыгать!

Елена Викентьевна (не расслышав, Анне Павловне). Куда?.. С кем?..

Деревушкин (теще). Вниз! (Показывает.) Один! А теперь к столу!

Все молчат. Деревушкин первым уходит в дом. Остальные,

переглядываясь, следуют за ним.

Голос за забором: "Хозяйка! Малинки не надо?"

Раиса Павловна (уже в дверях). Не надо, не надо!

Сцена пуста.

Медленно идет занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Там же в августе. Позднее утро. За чайным столам сидят

сестры Раиса Павловна и Анна Павловна. На коленях у Анны

Павловны несколько книг и брошюр. Сестры говорят

вполголоса.

Анна Павловна (продолжая разговор). Раиса! Я не хочу об этом думать, но весь ужас заключается в том, что, если не дай бог с ним что-нибудь случится, закон будет не на твоей, а на их стороне! А это значит, что и дача, и библиотека, и обе коллекции, которые он собирал всю жизнь, - одним словом, все, буквально все будет разделено между всеми наследниками - между тобой и его дочерьми.

Появляется домработница.

Домработница. Раиса Павловна! У нас картошка вся!

Раиса Павловна. Хорошо. Сварите кашу. С изюмом.

Домработница. Сварю. (Уходит.)

Раиса Павловна. Ты, кажется, хотела с кем-то посоветоваться. Тебе это удалось?

Анна Павловна. Ну, а как ты думаешь? Нет, я буду сидеть сложа руки и ждать, пока у тебя всё отнимут!

Раиса Павловна. Что ты узнала?

Анна Павловна. Что все так и будет, как я тебе только что объяснила. Конечно, в том случае, если не будет завещания.

Слышны голоса. Из дома выходит на веранду Никологорский.

Сестры умолкают.

Никологорский (потирая руки). Сто лет! Сто лет!

Раиса Павловна (профессору). Что вы говорите, Савелий Савельевич? Какие сто лет?

Никологорский. Сто лет, говорю, можно прожить с таким сердцем, как у Платона Петровича! Шумов нет. Тоны чистые. Пульс отличный. Кровяное давление, как у юноши. Не по возрасту молод ваш благоверный, Раиса Павловна! Следить за ним надо!

Раиса Павловна. В каком смысле?