Читаем Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте полностью

- Мадонна! Ради Бога и Пресвятой Девы, я умоляю вас об одном - дайте мне уйти с этой кровати; бросьте меня в море, в огонь, но только пустите прочь отсюда, с этой кровати. Я не причиню вам хлопот... Глоток воды... У меня все горит внутри... и позвольте мне сказать несколько слов фра Мариано, из церкви святого Доминико... Только прочь отсюда... Пустите меня...

И с этими словами она вскочила с постели. Виттория, видя ее непреклонность, не стала препятствовать ей. С большим трудом Виттория вместе со служанками снесла ее на руках вверх по лестнице в отдаленную комнатку, где Гонсало велел приготовить ей ложе. Когда Джиневру раздели и уложили, она вздохнула и сказала:

- Синьора, Бог видит все; он видит, что я всем сердцем молю его отплатить вам за добро, которое вы мне сделали. Пресвятая Дева, благодарю тебя! А вы, синьора... Спасибо вам за то, что я по крайней мере умру не в таком отчаянии... Прошу вас об одном - скорее позовите фра Мариано... Где я?.. Скажите мне, который час? День сейчас или вечер?

- Час ночи, - ответила Виттория. - За фра Мариано пошлют. Вы пережили слишком много тяжелого, и вас мучит напрасный страх; успокойтесь, милая, отдохните, здесь вы в безопасности; я вас не оставлю.

- Да, да, не оставляйте меня! Если бы вы знали, как отрадно становится сердцу, когда ваши ласковые глаза смотрят на меня. Присядьте здесь, на мою постель; вот я немножко подвинусь к стенке... Нет; нет, не думайте, что мне это трудно... Мне с вами лучше...

Несколько мгновений она лежала в оцепенении, потом внезапно заговорила, как в бреду, содрогаясь от ужаса:

- Если б вы знали, как это страшно! Быть заживо погребенной!.. Задыхаться под горой трупов... Смотреть в хохочущие лица разлагающихся мертвецов... Боже! Боже мой! Мне кажется, я все еще там.

Она прижалась к своей покровительнице. Та ничего не возразила на эти бредовые речи, так как понимала, что спорить бесполезно, а только обняла ее и ласково стала успокаивать.

- О, синьора, - продолжала Джиневра, пряча лицо на груди Виттории, - я сама не знаю, что говорю... Но я пережила такие мучения! И право, я не заслужила их... Что я ему сделала, за что он так поступил со мной? Пресвятая Дева обещала мне спасение... Я молилась ей всем сердцем... А она покинула меня... Правда, я грешница... но не преступная... а только несчастная... О, такая несчастная! Ведь я-то знаю, что творится в моем сердце... Никто, кроме меня самой, не поймет, сколько я выстрадала.

- Верю, дорогая, верю, - ответила Виттория, - только успокойтесь и не говорите, что Пресвятая Дева покинула вас. Разве не она послала меня осушить ваши слезы и облегчить ваши страдания? Видите, я здесь, с вами; я вас не оставлю. Если я нужна вам - не бойтесь, я никуда не уйду. А если вам потребуется еще чья-нибудь поддержка, если надо наказать вашего обидчика, загладить причиненное вам зло, скажите... доверьтесь мне. Мой отец, Фабрицио Колонна... Гонсало... все охотно придут вам на помощь.

- Ах, синьора! - прервала ее Джиневра. - Никто на свете не может дать мне хотя бы минуту счастья и уменьшить мои муки. Для меня уже все кончено в этом мире. Благодарю, благодарю вас, вы принесли мне последнее утешение... И не считайте меня неблагодарной, если я не делюсь с вами моими горестями, это невозможно, об этом не расскажешь, - и если я не принимаю ваших предложений... Господь вам воздаст за все... он-то ведь может... а я могу только благодарить вас и целовать ваши благословенные руки... они поддержат мою голову в смертный час и закроют мне глаза... Обещайте, что отойдете от меня только тогда, когда я совсем похолодею.

Виттория хотела рассеять эти мрачные мысли и попыталась уверить Джиневру, что жизнь ее вне опасности, но та не дала ей договорить:

- Нет, нет, дорогая синьора, все это напрасно, я знаю, что со мной, я чувствую... Только не откажите мне в этой милости, ангел-хранитель мой, правда ведь, вы не откажете мне? Вот видите, как я дорожу вашей лаской... Вы не можете назвать меня гордой или неблагодарной. Вы обещаете?

- Да, да, дорогая, обещаю, если такое случится...

- О, вот я уже спокойнее. Теперь позовите только фра Мариано, и больше мне ничего не нужно на этом свете... Дайте мне еще глоток воды, у меня в сердце словно горящие угли... и если можно, отодвиньте свечку, она слепит мне глаза. Простите меня за эти хлопоты, все это скоро кончится.

Виттория исполнила все просьбы Джиневры и опять присела на край ее постели. В это время на пороге появился Иниго, ходивший за фра Мариано, и спросил, можно ли монаху войти.

- Пусть, пусть войдет, - сказала Джиневра. В дверях показался высокий монах; капюшон наполовину закрывал его бледное смиренное лицо. Он подошел к постели со словами:

- Да хранит вас Господь, синьора.

Все вышли из комнаты, и Джиневра осталась наедине с монахом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее