Эуштинская осень

«Ну вот, – досадливо подумал Пушкин, – снова заспешили! Хотя куда от нас денется Сибирь?..»

Он скривился – то ли нахмурился, то ли улыбнулся – и живо спрыгнул с кровати. В передней комнате их уже ожидали. Кроме переминавшегося с ноги на ногу, будто готового бежать домой пешком, Петра Ивановича и станционного смотрителя, было трое приезжих. Тот же комплект: жандарм, фельдъегерь, узник. На последнем не было цепей или кандалов, напротив, он был одет в новый суконный сюртук цвета бордо, из-под которого выглядывал бежевый, в цвет брюк, жилет и белая, хоть и запылённая в дороге, рубашка. Но молодого человека выдавали глаза. Не могло быть в столь нежном возрасте у юноши его чина такого безнадёжного, измученного взгляда. Если бы не это, то мальчика можно было б назвать красивым, – признал Саша. Высокий, выше Пушкина на целую голову, крепкого телосложения, с тёмными вьющимися волосами и немного капризным ртом – прямо хоть сейчас вешай на шею орден и веди во дворец на бал. Если побрить, конечно. Саша непроизвольно почесал собственную колючую щёку.

Блинков подошёл к своему коллеге, фельдъегерю явно польских кровей, и тихо заговорил с ним. Из-за перегородки вышла дочь смотрителя, лет двенадцати, и передала новому жандарму свёрток с едой. Модный юноша проводил его голодным взглядом. У Саши тоже слегка заурчало в животе. Он жестом подозвал девочку и сунул ей монетку.

– А можно мне того же? – вкрадчиво шепнул Пушкин.

Девочка оглянулась на отца, тот едва заметно кивнул. Через пару минут, переговоры фельдъегерей ещё не успели завершиться, Александр получил свой свёрток и, благодарно улыбнувшись доброму семейству, сунул пакет подмышку.

– Вы откуда таким щёголем? Будто не в фельдъегерской повозке в Сибирь едете, а в Петергоф на прогулку, – спросил у товарища по несчастью Пушкин, не выдержав долгого молчания.

Они мчались на восток в почтовой кибитке, с молодым жандармом и Василием Гавриловичем Блинковым.

– Это мне maman с сестрёнкой передали перед отъездом, – смутился новый знакомый.

– С сестрёнкой? А велика сестрёнка-то? Красивая?

– Вы… Вы мою сестру не трожьте! – от волнения начал заикаться юноша. Потом помолчал и, успокоившись, всё же ответил. – Красивая. А вырастет – ещё красивее станет. Жаль, не увижу.

– Как звать-то? – Александр решил не обострять ситуацию. В конце концов, им ещё бог знает сколько вместе бедовать.

– Натали… – попутчик вздохнул. – А, или вы про меня? Гончаров Дмитрий Николаевич. Простите, что сразу не представился. Как-то это всё меня несколько выводит из равновесия, – чопорно добавил он.

– Пушкин Александр Сергеевич, – в тон ему представился Саша. – Это кого хочешь выведет, – он махнул рукой. – Завтракать будете?

Жандарм как раз развернул свой свёрток и поделил содержимое с Василием. Они явно были знакомы и в радости встречи настроены благодушно, поэтому, когда Саша достал пакет с завтраком и поделил его с Дмитрием, ничего не сказали, продолжив трапезу.

– П-пушкин? Тот самый? – немного заикаясь, спросил Гончаров, проглотив свою порцию. Его глаза разгорелись, выдавая настоящий возраст – совсем мальчишка, лет восемнадцати, не больше.

– В Лицее изучали? – наобум бросил Саша, входя в раж.

– В Московском университете, – смущаясь, поправил молодой человек. – В Лицее не довелось учиться. Большая честь ехать с вами вместе.

– В Сибирь?! – не сдержавшись, расхохотался Пушкин. Он даже забыл злиться, так его забавлял новый знакомый.

– А ну, потише, – рявкнул на них жандарм. – Потише, судари, – повторил он спокойнее. – Не положено вам светские беседы на этапе вести. Вот доедем до места, там и болтайте.

– А долго ли ехать, позвольте узнать? – осведомился Гончаров.

– Не позволю, – твёрдо сказал офицер, но потом ответил. – Долго. Не меньше месяца. Но вам знать этого нет нужды.

Дорога и впрямь оказалась долгой. Останавливались в основном на небольших станциях, явно соблюдая некий график. Раз в три дня ночевали в гостиницах или прямо в станционных домиках, остальное время мчались, покрывая по двести вёрст в сутки. Проехали стороной Кострому, Вятку, Пермь. Совершенно молчать днями, конечно, было невозможно. Из кратких разговоров Александр узнал, что Гончаров – старший сын небогатых московских дворян, по одной из веток даже родственник, но лично Саша никогда не встречался ни с ним, ни с его близкими. Дворянства, к счастью, Дмитрия не лишили, поэтому ехал он также на поселение, свободный от кандалов. Об ужасах полугодичного пребывания в Петропавловской крепости юноша, косясь на офицеров, пообещал рассказать «когда-нибудь потом», как и о казни, и об обстоятельствах его собственных невзгод.