Ева

В тамбуре, где можно было поговорить с глазу на глаз, они закурили. Бык не спешил, только вздыхал и глубоко затягивался, а Хофф украдкой разглядывал его ногти, того же сиреневатого оттенка, что у Доры. Так они выкурили по полсигаретки. Наконец Бык вздохнул в последний раз.

– Джо, – сказал он. – Не должен я тебе этого говорить, ну да ладно, ты свой парень, хоть и умник; мы выросли вместе. Хочу по дружбе тебя предупредить. Если ты до двух часов ночи не уберешься отсюда в другой вагон, тебе будет крышка, понял?

– Что? Оставить Дору? – рассвирепел Хофф, стремительно трезвея.

– С Дорой, – коротко ответил Бык. Он со значением посмотрел в глаза Хоффу. – Мое дело предупредить, а там разберешься. Запомни: два часа ночи. Все, мне пора. Никому ни слова, понял? А будешь болтать, вырву язык!

Хофф вернулся в купе и мрачно уставился в окно. Бык испортил ему настроение. К чертям все эти загадки, угрозы, к черту Быка, к черту короля! Дора в легком халатике лежала на диване и дремала. Ни у одной белой девушки с кем он раньше встречался, не было таких идеально длинных и стройных ног, как у его жены. И она белая, белая, белая! Достаточно взглянуть на ее нежную кожу, вглядеться в черты лица. Пусть убираются к дьяволу!

Он лег, и Дора подвинулась, давая ему местечко, нагретое ее телом, но предварительно он полез в карман, чтобы пощупать, на месте ли те два твердых кусочка картона – билеты, которые не пригодились. Билеты были на месте. А еще он взглянул на часы. Десять вечера. Дора что-то пробормотала в полусне и обняла его. Колеса отстукивали ритм, как туземные барабаны, вагон раскачивало, но не слишком сильно, чтобы это действовало на нервы. За окном была непроглядная синяя чернота, словно необъятных размеров негр прижал к их стеклу свою огромную черную задницу. К черту их всех, снова подумал Хофф. У красивой женщины не бывает ни нации, ни расы!

Около часа ночи поезд остановился и минут пятнадцать стоял на какой-то станции. Хофф опустил раму, высунулся в окно и закурил. Все окна в поезде были темны, поезд спал, только в вагоне-ресторане одиноко светилось узкое оконце. Издали он понаблюдал за какой-то суматохой на перроне, потом мимо прошли несколько человек, очень быстро, почти бегом добежали до паровоза и втащили наверх длинный, похожий на гроб ящик. Хоффа заметили по огоньку сигареты и один черный, с виду похожий на охранника, подошел и с угрозой в голосе приказал отойти и закрыть окно. Все это Хоффу страшно не понравилось, и он продолжал смотреть из темного купе через стекло, изо всех сил напрягая зрение. Дора спала и тихо, как ребенок, посапывала во сне. Поезд тронулся, набирая скорость.

В этот момент на одну короткую секунду на перроне вспыхнул фонарь, неосторожно выхватывая из темноты лицо негритянского юноши, показавшееся Хоффу странно знакомым. Фонарь погас и мимо окна, удаляясь назад в темноту, поползли огоньки селения, похожие на светлячков. Он где-то видел это лицо. Жаль, что оно осветилось всего на одно мгновение. Уже проваливаясь в глубокий сон, Хофф попытался вспомнить, что говорил ему Бык, но не успел и заснул.

Оно пришло к нему во сне, это лицо, заглянуло в окно и мрачно усмехнулось. И он вспомнил его по этой характерной кривой усмешке. Бой! Ведь это же Бой, сын Мбвану! Как он оказался на этой станции, когда Мбвану оставил его управлять государственными делами в столице? Эта мысль разом вытолкнула его из сна. Хофф сел и открыл глаза, словно не спал до этого ни минуты. Что здесь делает Бой? Он включил ночник и посмотрел на часы. Было без четверти два. Инстинктивно похолодев, он вспомнил слова Быка.

– Дора! – сказал Хофф и лихорадочно потряс ее за плечо. – Дора, проснись! Проснись, мы должны срочно перейти в другой вагон.

Она оторвала тяжелую голову от подушки и непонимающе уставилась на него.

– А? Ты что, Джо?

– Живей поднимайся, мы переходим в другой вагон, – процедил он сквозь зубы, схватил ее за плечи и попытался поставить на ноги. Дора стряхнула с себя его руки и осталась сидеть.

– С ума сошел? – грубо спросила она, презрительно кривя губы. – Какой вагон? Объясни, что ты хочешь?

– Сейчас не время, Дора! – простонал Хофф. – Бык сказал – в два часа! Больше я ничего не знаю, только знаю, что будет беда! Осталось пятнадцать минут. Я не сдал билеты, у нас есть еще одно купе.

Известие о том, что они потеряли кучу денег, вызвало у нее мгновенную вспышку ярости. Дора тотчас наговорила ему черт знает что, обвиняя в расточительности, мягкотелости, излишней скромности, а он сидел и в бешенстве скрежетал зубами, сдерживаясь, чтобы не надавать ей пощечин. Наконец она смолкла.

– Дора, – бледнея от мысли, что они могут не успеть, сказал он. – Дора, я не знаю, что должно случиться, но знаю, что Бык зря болтать не будет. Ночь мы должны провести в другом вагоне. У нас осталось еще пять минут. Ты идешь или нет, решай!

Он поднялся, глядя на нее сверху вниз. Кто-то почти неслышно пробежал на цыпочках по коридору.