Ева

Мы вставали около десяти утра и завтракали на веранде, наслаждаясь зрелищем долины, простирающейся под нами, насколько хватало глаз, и похожей на естественный ковер. Справа сверкала спокойная поверхность озера Биг-Биэ-Лейк, в которой отражались лениво передвигающиеся по ясному голубому небу белые тучки, похожие на шарики взбитых сливок. После завтрака мы переодевались и ехали на озеро, где Кэрол плавала в белом простеньком купальнике, а я загорал, растянувшись в лодке с удочкой в руках, и наблюдал за Кэрол. Когда солнце начинало припекать, я нырял с лодки, подплывал к Кэрол, и мы резвились в воде, плавали наперегонки и вели себя, как дети, которых первый раз в жизни отпустили на каникулы. Потом мы садились в машину и возвращались домой завтракать. Рассел приносил нам завтрак на веранду. Мы ели, говорили, смотрели на прекрасный вид и снова говорили. Потом уходили далеко в лес, мягко ступая по усыпанной хвойными иглами земле, словно по мягкому, пушистому ковру. Сквозь густые кроны деревьев над нашими головами пробивались солнечные блики, образуя диковинные узоры на траве. По вечерам мы слушали граммофон. Я ощущал огромную радость оттого, что Кэрол рядом, что мы одни. Она любила лежать на широкой кушетке, которую мы поставили на веранде, и наблюдать за движущейся в небе луной и похожими на бриллиантовую россыпь звездами. Из гостиной доносились тихие звуки музыки. Я рассказывал Кэрол о своей жизни, естественно, ни словом не обмолвившись ни о Джоне Коулсоне, ни о Еве. Я рассказал о перенаселенном доме в Лонг-Биче, о том, что я всегда мечтал стать писателем, и о борьбе за существование, которую я вел, работая незаметным клерком на заводе. Я должен был кое-что привирать, чтобы мой рассказ звучал правдоподобно, но так как я давным-давно привык к мысли о том, что пьеса Коулсона написана мной, мне не трудно было убедить Кэрол, что именно я ее написал. В нашей большой, просторной спальне мы всегда держали окна открытыми с раздвинутыми шторами. Лунный свет оставлял на белом ковре серебристую дорожку, а я лежал в кровати, обнимая Кэрол. Потом она засыпала, положив голову мне на плечо. Рука ее лежала на моей груди. Моя жена всегда спала спокойно, как ребенок, и не шевелилась до самого утра, пока ее не будило солнце. Держа ее в объятиях, прислушиваясь к ее мирному дыханию и вспоминая о том, как мы провели день, я чувствовал себя вполне счастливым и удовлетворенным. И все же, несмотря на то, что я испытывал блаженное состояние радости и покоя, что-то тревожило меня. Откуда-то из глубины моего подсознания временами всплывали какие-то воспоминания. Все чаще у меня стало появляться чувство физической неудовлетворенности. Вначале оно было смутным и неопределенным, потом стало становиться все сильнее, и я понял, что моя близость с Евой не прошла бесследно, более того, она оставила неизгладимый след. Когда Кэрол была рядом, желание поехать к Еве не особенно тревожило меня. Любовь Кэрол, ее доброта и незаурядность были достаточно сильным противоядием против Евы, тем более что Ева была далеко и влияние ее на мое сознание было пассивным. Но стоило Кэрол задержаться в саду и на какое-то время оставить меня в одиночестве, как у меня появлялось желание позвонить Еве, снова услышать ее голос, и я боролся с собой, пытаясь прогнать искушение. Вам, наверное, непонятно, почему я не мог выбросить Еву из головы. Я уже говорил, что большинство мужчин ведет двойную жизнь – нормальную и тайную, – приспосабливает свое мышление и к одному, и к другому образу жизни. Если быть честным до конца, очень скоро я пришел к выводу, что Кэрол удовлетворяет только мои духовные запросы. Для того чтобы чувствовать себя полностью удовлетворенным физически, мне было необходимо испытывать развращающее влияние Евы. Не думайте, что я не пытался бороться с этим наваждением. Первые четыре дня и четыре ночи я даже не вспоминал о Еве, но потом понял, что не могу забыть ее. Становилось очевидным, что моя возвышенная любовь к Кэрол продлится недолго: мне не устоять против искуса, которым была Ева. Четвертый день нашей жизни с Кэрол совершенно неожиданно все в корне изменил. Ночь была великолепна. Огромная луна сияла над горами, освещая их и серебря поверхность озера, делая его похожим на отполированное зеркало. День был очень жарким, и спать даже на веранде было очень душно. Кэрол предложила выкупаться ночью, и мы поехали на озеро. Мы провели в теплой воде больше часа, и когда мы вернулись во Фри-Пойнт, часы показывали 1.15 ночи. Когда мы раздевались в спальне, зазвонил телефон. Я и жена замерли и с удивлением посмотрели друг на друга. Тишина ночи была нарушена нетерпеливым, пронзительным звонком. Внезапно у меня перехватило горло от волнения. Я стал задыхаться.

– Кто может звонить в такое время? – спросила Кэрол.

Я вижу и теперь перед собой ее так же ясно, как тогда. Она только что сняла белое с красной отделкой спортивное платье и сидела на краю постели в бюстгальтере и трусиках. Она была просто очаровательна: кожа гладкая и загорелая, блестящие глаза.