Ева Браун: Жизнь, любовь, судьба

Однажды Ева попросила Гитлера представить ее герцогине Виндзорской, приехавшей вместе с мужем в «Бергхоф». Потом Гитлер сожалел, что выполнил ее вполне понятное желание, ибо Ева изрядно надоела ему восторженными рассказами о бывшем короле Англии, «пожертвовавшем» роди любимой женщины целой империей[49]. Она как бы намекала, что Сара Симпсон — своего рода английская Ева Браун и что Гитлер, если он действительно любит ее, в отличие от Эдуарда, должен жертвовать не короной, а лишь немного поступиться своим незыблемым партийным авторитетом. Гитлер делал вид, что не понял откровенных намеков на женитьбу, и, не желая ухудшать ситуацию, заявил, что, согласно протоколу, ее присутствие на таких встречах недопустимо.

Столь же непреклонным он оставался и во время визитов Галеаццо Чиано — первый раз потому, что итальянец оказался чересчур разговорчивым, а второй — потому, что попросту ревновал Еву к зятю Муссолини, давно слывшему покорителем женских сердец. Ева по наивности своей не скрывала, что красавец Чиано ей очень симпатичен. Ева собирала его фотографии, а щеки ее ярко пылали всякий раз, когда она заводила разговор о его молодости и неотразимой внешности. Она даже выразила сожаление, что Гитлер не так элегантно одевается. Ранее Гитлер сделал ей роскошный подарок, выделив деньги на поездку в Италию и предоставив в распоряжение Евы, ее матери, сестры и подруги Герды «мерседес» из гаража рейхсканцелярии. Ева вернулась в полном восторге и во всеуслышание объявила страну на Апеннинском полуострове своей второй родиной.

Во время пребывания Чиано в Берхтесгадене Ева сфотографировала его из окна. Чиано, заметив красивую молодую женщину с фотоаппаратом в руках, без малейшего стеснения спросил у Риббентропа ее имя. Немецкий министр иностранных дел имел все основания дать довольно уклончивый ответ, а Гитлер послал к Еве эсэсовца с приказом немедленно закрыть окно. Этот эпизод был запечатлен на одном из рисунков, хранящихся в альбоме Евы.

Таким образом, Чиано дружными усилиями удалось сбить с толку. Во всяком случае, в своем знаменитом дневнике он ни словом не упоминает Еву Браун, зато достаточно подробно пишет о Зигрид фон Лафферт. Это обстоятельство заставляет задуматься над происшедшим позднее довольно странным инцидентом.

В мае 1938 года Гитлер прибыл в Италию с ответным визитом. Первый и последний раз он съездил за границу по официальному приглашению главы другого государства и, судя по записям застольных бесед, сохранил приятные воспоминания об этой поездке, хотя номинально правившие Италией представители Савойской династии ему изрядно наскучили, а нелепые правила дипломатического протокола страшно раздражали. Особенно сильное впечатление произвел на него кабинет Муссолини в гигантском зале Маррамондо в Венецианском дворце. По возвращении он тотчас же приказал, чтобы в строящемся здании Новой рейхсканцелярии его кабинет был бы таких же размеров. Он также решил перенять итальянские методы боевой подготовки и распорядился, чтобы отныне на маневрах атакующие воинские соединения применяли боевые патроны.

Ева потребовала, чтобы Гитлер взял ее с собой в Италию. Как можно было не разрешить ей принять участие в «триумфальном шествии» своего возлюбленного? Да и кто в данном случае осмелился бы лишить ее такой радости? Поэтому Гитлер в конце концов пошел Еве навстречу с условием, что сопровождать ее будут достойные, с его точки зрения, люди. Поскольку Фриц Браун настойчиво возражал против новой поездки жены, Гитлер остановил свой выбор на владелице «Рейнского отеля» в Годесберге госпоже Дрезен, чья семья когда-то оказала будущему фюреру существенную помощь на заре его политической карьеры. В знак благодарности Гитлер отправил эту женщину со своей любовницей на торжества в Италию. Таким образом, Ева, госпожа Дрезен, ее сын Фриц, доктора Морелл и Брандт (последний тогда занимал должность личного врача Гитлера) образовали группу, неотступно следовавшую по пятам за сопровождающими Гитлера официальными лицами. Правда, во время визита Ева практически не общалась с Гитлером, ее не приглашали на официальные приемы и лишь позволяли присутствовать на митингах и демонстрациях.