Ева и головы

Едва они въехали в Ульм, Господь, проводник, которому Эдгар доверял выбор пути, потерял к этому занятию всякий интерес. Мол, пойдём теперь, куда хотите вы. Великан с радостью вернулся бы к любимым гнилым пням и затерянным в лесах озёрам, но даже чтобы развернуться, нужно было добраться до какой-нибудь площади.

— Если ты боишься, поедем отсюда, — шёпотом сказала Ева, хотя на самом деле в ней разгоралось желание заглянуть ещё во-он за тот угол… — Я уже насмотрелась этого города.

— Нельзя, — сказал Эдгар — Этот день будет плохим, страшным, но страшные дни тоже нужны.

— Зачем же?

— В конце всего Господь посмотрит на мою жизнь и спросит: «зачем ты бежал всю жизнь, как кролик?» А что я отвечу? Я отвечу — «да, я кролик», и тогда он скажет: — «Зачем же ты не попытался сделаться человеком?» Этого я боюсь больше всего.

Эдгар выбрал направление на шпили собора. С одной улицы их прогнал страж, куда более бдительный, чем те, что были на въезде в город. Дорога на ней пролегала между домами, которые, если продолжать сравнение с великанской челюстью, были не в пример выше и здоровее остальных. «Должно быть, то передние зубы», — решила для себя Ева. Они свернули в нижний район, где твёрдая поверхность под ногами истончилась и, в конце концов, проступила земля, древняя, как кости римлян, серая, лишь слегка присыпанная соломой. Детей здесь было больше, взгляды тяжелее, походка менее твёрдой. Из переулков несло плесенью и рвотой, из питейных заведений — кислой выпивкой. Ева разглядывала людей: пьянчужки, шатаясь, разбредались по домам, деловито сновали по своим делам женщины и откормленные крысы, шли на работу, сгибаясь от проблем и запланированных на день дел, мужчины, борода каждого их которых могла рассказать о роде его занятий. К примеру, борода пекаря была коротка и черна внизу, хотя волосы его и усы были песочного цвета. Щёки запеклись коркой жара. У подмастерьев ещё не было бороды, и они смотрелись все одинаково, со сбитыми руками, изодранными коленями, сгорбленной от натужного труда спиной и синяками на лице. Методами вколачивания своего искусства мастера не отличались.

Мимо проследовала группа суровых мужчин, одежда которых топорщилась опилками, как шкура ежа.

— Эти — мастера коры и рубанка, — зашептал Эдгар. — Делают из живого искусства искусство мёртвое. Посмотри на них. Разве есть на свете что-то более мерзкое и величественное?

— А у тебя есть какой-нибудь цех? — спросила Ева, провожая глазами мужчин.

— Лекари и отворители крови состоят в цехе, — сказал он. — Это очень влиятельный цех. Обо мне же никто не знает, и даже те, кого я лечил, стараются поскорее забыть. А у брадобреев цеха не было отродясь. Они — то есть мы — разбрелись по земле, словно блохи по собаке, и просто делаем своё дело.

Потом колёса повозки снова натужно заскрипели, и ослик начал взбираться в гору. Один раз они едва не застряли, но Эдгар, уперевшись спиной, практически вынес повозку на плечах.

Вот он, собор. Ева никогда не видела таких огромных сооружений; когда она встала возле одной стены и запрокинула голову, казалось, будто он качается, вот-вот рухнет и накроет собой всё на свете. Возведён, будто из соли или снега, однако, подойдя вплотную и пощупав, Ева поняла, что это камень. Но как искусно он обработан! Каким чудесным нужно быть мастером, чтобы высечь, там, на высоте, все эти библейские сюжеты! Девочка-карлик, что (как иногда представляла себе Ева) сидит у неё в голове и отвечает за фантазию, напомнила о странной сказке, услышанной когда-то из уст бабушки: на один город — говорилось в ней — упала прямо с неба гигантская рыбина, и в том городе не осталось никого живого.

Люди входили и выходили из собора самые разные: в рванине или в шелках, как римские принципы, с оживлённой речью на устах, оглядывающие друг друга, толкающиеся плечами, звенящие связками ключей, считающие монеты, опирающиеся на палку и несущие корзины со всякой снедью, либо же вовсе с непонятными и никак не соотносящимися с храмом предметами. Казалось, будто там, внутри, располагается вселенский базар, либо же ещё один город, в который вход есть через огромную арку с высеченными в составляющем её камне библейскими сценами, Град Небесный, куда так просто заходят одной толпой и нищие, и богачи.

Некоторые простёрлись ниц перед огромной двустворчатой дверью, словно их сразила внезапная сонливость; жители Ульма равнодушно обходили таких людей с двух сторон, а иногда и просто переступали.