– Встретимся на этой поляне после захода солнца, – хрипло, негромко сказал Эдгар. Он покачивался с носка на пятку и, как будто, целиком проникся речью Мириама.
Мириам подобрался, несколько раз кивнул, оглядываясь так, будто сам слабо представлял, как здесь оказался.
– Есть что-то ещё, что мне нужно знать? К чему готовиться?
– Придётся запомнить некоторые вещи, – печально сказал Эдгар. – Я дам тебе специальный отвар, который погружает в глубокий сон, так что, скорее всего, сквозь пелену видений, которые они вызывают, ты ничего не почувствуешь.
– Совсем ничего?
Губы Мириама снова растянулись в улыбке, и Ева отметила, что на этот раз ему стало немного неуютно.
– Скорее всего. Это сильный отвар, – сказал Эдгар и задумчиво пожевал губами, видимо, вспомнив, с каким недоверием он относился к усыпляющим зельям раньше. Теперь же Ева частенько бродила по полям в поисках дурман-травы и коробочек мака. – Когда очнёшься, нас уже не будет. Будет светать, а может, уже светло, но здесь в такую рань тебя никто не найдёт. Еду мы оставим рядом, в плотном мешке или в ящике, одном из тех, которые вы видите в повозке – чтобы не нашли дикие звери. Но не набрасывайся на неё сразу, потерпи хотя бы до вечера. Постарайся, пока не подживёт рана, поменьше двигаться («буду жить, как король» – тут же заверил их Мириам), и ещё одно – швы придётся снимать самому. Оставим также и воду, а как только она закончится – вон там есть ручей. К тому времени ты сможешь доковылять туда самостоятельно. И ещё – чуть не забыл – разные зелья и мази, которыми нужно будет смазывать рану (их я положу по левую руку) или принимать внутрь (эти – по правую). За этим всё. Захвати с собой фонарь – мне понадобится много света.
Эдгар, кажется, ожидал, что гость ещё о чём-то будет просить, но тот только кивнул, приподнял котелок, как будто ставя точку в диалоге, и растворился в листве. Они остались одни.
– Это всё очень кстати, – сказал Эдгар, потирая руки. Глаза его блестели нездоровым блеском. Ева подумала, что это слёзы, но, подойдя ближе, слёз не увидела.
– Что ты будешь делать? Вшивать нити ему в утробу?
– Вшивать нити… то, что мы называем нитями, маленькая речная ракушка, на самом деле подводные течения, которые несут искорку божьего света к различным берегам, то есть к различным человеческим органам. Достань руку, которую мы вырезали из живота мужчины в том городке… как он назывался? Омой её и приготовь. Я пришью её на то же место, а потом проведу к ней нить. Посмотрим, приживётся ли она.
Ева заволновалась.
– Что, если она будет болеть у него в животе?
Эдгар ничего не сказал, и Ева дёрнула костоправа за рукав:
– Что ты думаешь?
– Что думаю? – переспросил Эдгар. – Сейчас особенно некогда думать. Нужно подготовиться. О господи, я как будто бедный путешественник на плоту, утлом судёнышке, который в шторм снесло в невиданные моря, к неизведанным землям, не описанным ни одним путешественником. И здесь аборигены являются ко мне, предлагая принять их Бога, яростного, могущественного, такого, что он может брать своих последователей за шкирки, как кутят, и таскать их с места на место, унося от всякой опасности, опекая их зримо и ревностно, и будто плюя тем самым в лицо богу-Творцу. И я, соблазнённый такой мощью, смею сомневаться. Я говорю – приходи сюда ночью, и я приму твоего Бога…
Он закрыл лицо руками и сидел так, пока Ева ушла прочь, чтобы дать ему побыть с самим собой наедине.
Сейчас было время, чтобы почистить и привести в порядок Мглу, насладиться запахом конского пота и избавить роскошный хвост от многочисленных репьёв. Потом, весь вечер, девочка исполняла наказы воскресшего к жизни цирюльника. Он отправил её собирать траву, только для того, чтобы Ева смотрела, как великан, подпрыгивая, горбясь, как обезьян, и изрыгая непонятные возгласы, разбросал всё это вокруг повозки, между колёсами. После этого отправил её снова, и по властности жеста Ева поняла, что на этот раз нужно дойти туда, где извергается с края земли небесный океан, и успеть вернуться обратно:
– Найди след древнего животного, македонского слона. Там ты найдёшь по-настоящему близкие к сердцу земли травки, даже если они будут чахлыми и невзрачными – срывай с почтительностью, помня о древних царях и понтификах, которые, ввиду своего положения в тёмных и дремучих веках, более ранних, чем те, в которых живём мы, находятся ближе к Христу. Это великая жертва, и она достойна самых больших регалий. Папоротниковый венец, и диадема из шиповника, и смоковницы! О, Господи, всемогущий Творец и повелитель всея земли, не остави без внимания моё богохульство! Накажи, Господи! Если ты меня оставишь, если небо надо мной опустеет – то будет худшее для меня наказательство!..