Ева. Книга 2

Те дни я жила для Маризы, полностью посвящала себя ей. Мы бродили только вдвоем, смеясь, мечтая и разговаривая, и я не уставала удивляться, какой талантливый, рассудительный и прекрасный у меня ребенок. Я не перестану винить себя за тот год, в который забросила ее, и в далеком будущем. Лишь только у нее случатся неприятности, я всегда буду связывать это с тем, что когда-то в нужное время не додала ей чего-то важного, того, что возможно, помогло бы ей не совершить ошибку, не навредить самой себе… Она никогда об этом не узнает и в самоуверенности молодости будет считать, что лишь сама несет ответственность за свои поступки. Мы все так считаем, пока не становимся родителями. Я задумывалась, так же ли все и у Элены с Джеком, корят ли они себя за то, что я оказалась на другом континенте, без дома, без планов на будущее, связанная с миром лишь ребенком.

Когда-нибудь я их спрошу.

Позже.

Я приходила в себя копотливо, шаг за шагом. Проявлялись цвета, ночи несли отдохновение, по утрам просыпалась медленно, но не разбитая, с улыбкой ожидания нового дня. Понемногу вернулись запахи, и я впитывала неповторимые ароматы городов, как до этого – людей. Майами пропитался солнцем и розами, личи и влагой. Париж остро пах цветущими каштанами, кофе, выпечкой, духами и мочой.

Вдруг стали ярче краски и мир стал чище, теперь он дышал надеждой и весной, робко, вздрагивая от порывов резкого ветра, но все равно расцветал.

Книги я слышать перестала. Однажды, поддавшись моменту, зашла в букинистическую лавку и под подозрительным взглядом хозяина провела рукой по полке. Ничего. Это меня устраивало.

Больше всего нам понравилось в Испании. Заехав поставить очередную галочку, мы вдруг упали на якорь в Севилье, сняв на месяц небольшую комнату у приятной пожилой семейной пары. Что-то было в этом старинном городе, построенном маврами, что пленяло, требовало остаться, остановиться, врасти. В Севилье нет моря, лишь река Гвадалквивир разделяет город по всему периметру на две части, но нам не мешало. В апреле в Андалусии еще холодно и купаться – не самый лучший выбор. Мы попали как раз на празднование Пасхи, в дни, когда улицы испанских городов перекрываются ради театральных представлений и шествий, каждое их которых имеет свой день и маршрут. Не особо религиозные, мы, тем не менее, с удовольствием присоединялись и проходили по длинным извилистым путям в сопровождении тысяч людей в Назаретской одежде, становясь частью толпы, невидимыми и не принадлежащими себе. Свободными.

Карандаш Маризы в те дни так и летал, блокнот за блокнотом наполнялись зарисовками: священники, танцовщицы фламенко, тореадоры и мост Аламильо – все находило отражение в ее путевых дневниках. Сделанные детской рукой, эти рисунки были талантливыми и мне осознавать это было радостно и мучительно. Мучительно потому, что всегда будет напоминать о том, от кого ей достался этот удивительный дар. Сама я ничего не писала, но порой подмечала, что слова в моей голове выстраиваются в мысленный ряд, еще не готовые рассказать обо всем, но уже пробудившиеся. Вечерами, ловя звуки музыки, доносящиеся с набережной, я непроизвольно отбивала ритм каблуком, поддавшись колдовству испанской гитары. Но не пела.

Может, вернуться туда?

Выучить испанский, устроиться продавщицей, отдать Маризу в местную школу, жить в стране вечного лета рядом с людьми, ничего не воспринимающими серьезно. Только дети, еда, любовь и песни имеют смысл, а все остальное – следы на песке.

Так заманчиво было размышлять об этом на веранде Casa de Papel, не спеша смакуя утренний кофе вперемешку с ароматом цветов апельсинового дерева. И так невозможно здесь, во Франции.

Мы приехали в Канны из-за поспешного обещания, данного мной родителям тогда, в марте. Не волнуйтесь, ваша маленькая двадцати семилетняя дочка будет наконец-то под присмотром взрослых.

Вздохнув, я открыла дверь, вышла к бассейну, спустилась воду как есть, обнаженная, по-старушечьи осторожно держась за поручни. А и правда, когда еще я окажусь героиней романа?

Проплыв три круга, почувствовала, что мои руки устают, а досада утихает. Перевернувшись на спину – и почему в фильмах так любят лежать на воде и смотреть в небо, ведь в уши затекает вода и ужасно бесит? Или у них всегда с собой затычки? – попробовала подумать о хорошем. Но стало почему-то стыдно.

Снова веду себя инфантильно. Заставляю волноваться, проверять, скушала ли кашку, не хожу ли босая по снегу, потому что не подумала купить сапоги…Ерничаю и перегибаю палку. Здесь ведь и правда хорошо. Нас искренне ждали, встретили радостными объятиями и возгласами, Маризе надарили кучу подарков и окружили вниманием, она сразу поладила с Кимом и Брендой – детьми Рику, нас заселили в шикарный, сказочный номер и проведут на кинофестиваль…

– «Ты сучка, Ева. Неблагодарная сучка»

– «Судя по всему, ты прав.»

– «Что будем делать?»

– «Почему сразу будем? При чем тут ты? Ты не существуешь.

– «Утешай себя»

– «Придется побыть хорошей девочкой. Наслаждаться жизнью. Представить, что я на курорте»

– «Ты на курорте»