Ева. Крепость

– Мы брат и сестра, близнецы, – я вскочила на ноги и пошла на кухню. Припала к крану с холодной водой и пила, пила, казалось, что из меня выкачали всю воду. Плевать на избыток воды в организме, плевать на манеры, плевать, что он смотрит. Что же это творится? Неужели это и есть та правда, которую я искала всю свою жизнь? В Крепости не дают рождаться близнецам, одного из них убивают еще в утробе матери. Связь между близнецами слишком крепка и основатели считали, что наличие этой связи может привести к возникновению новых альянсов, кланов, войне.

– Я должна его увидеть! – сказала я, оторвавшись от крана с водой. – Должна. Слышишь?

Он слышал, но ничего не говорил. Просто смотрел и молчал. Я знала, о чем он думает.

– Ты не понимаешь, я всю жизнь искала разгадку этой татуировки и вот ты мне говоришь, что знаешь парня, похожего на меня и имеющего ту же наколку. А буквально на днях я узнала, что этот знак символизирует близнецов. Только не говори, что хочешь, чтобы я об этом забыла?

– Я этого не говорил, – тихо произнес он.

– Но подумал.

Он опять замолчал.

– Не молчи, прошу тебя, – предательские слезы вновь хлынули из глаз.

– Хорошо. Я что-нибудь придумаю, – я посмотрела на него сквозь слезы, пытаясь понять, правду ли он говорит, – Только не плачь. Пожалуйста. Я расскажу Герке о тебе, о твоей татуировке, мы вместе с ним что-нибудь придумаем. Он компьютерщик, понимаешь? Хороший, уже практически состоявшийся компьютерщик. Обучение ему даже и не нужно. И он умный. Успокойся. Все будет хорошо. Мы все решим.

После этих слов он обнял меня, и я еще какое-то время тихо всхлипывала у него на плече. Хорошо, что мы на кухне и камера не снимает мою истерику. Камера!

– Андрей!

– Что? – спросил он, продолжая крепко сжимать меня в объятиях.

– Ты знаешь, что нас снимают?

– Я видел, – ответил он и слегка отстранил меня от себя, заглянув при этом в глаза. – А ты откуда узнала?

– Догадалась. Люди иногда не умеют врать, а я неплохо читаю по лицам.

– Это я заметил.

– Мы с Аней нашли камеру в часах, только не знаем, снимает ли она постоянно и пишет ли звук?

– Сейчас она точно работает. Если приглядеться, то видно как сверху мигает лампочка. А на счет звука, надо смотреть внимательно само устройство. Вряд ли, но точно не скажу.

– У тебя в комнате тоже есть камера?

– Нет, за нами не следят. Да, и что интересного можно увидеть в комнате двух мальчишек?

– А наших?

– А к вам приходим мы, – заметил Андрей.

– Как быть? Как узнать, слышат ли они нас?

– Посматривай на камеру, если она перестанет мигать, значит, выключена, и ты можешь снять часы и посмотреть внимательно на устройство. Если есть только глазок и лампочка, хорошо, а если увидишь еще отверстия, значит, звук тоже пишется.

– Поняла. А ты…

– Я помню. Ева, ты его увидишь. Пока не знаю, как и когда, но обещаю, что вы встретитесь.

– Спасибо, – сказала я и поцеловала его в щеку.

Этот поступок был неожиданностью даже для меня, а уж для него тем более. Андрей расцвел как майская роза, а я смотрела на него и думала, как чужой человек за несколько минут может стать таким родным. Он обнял меня, и я растворилась в его объятиях. Мне не хотелось вдыхать его запах, или проводить рукой по щеке, хотелось лишь одного просто ощущать его рядом.

Ровно в восемь Андрей ушел к себе домой, сказав на прощание лишь «Спокойной ночи!». Вряд ли эта ночь будет спокойной. Слишком много событий за вечер, которыми так хочется быстрее поделиться с Анюткой и так много чувств и эмоций, которые нужно оставить при себе.

Через несколько минут, когда замок на двери между нашими с Аней комнатами издал характерный звук открытия, я вбежала к подруге, стремясь как можно скорее рассказать ей о возможном наличии брата. Но увидев подругу, рыдающей на кровати, я остановилась на полпути и забыла обо всем на свете, гнев застелил мне глаза.

– Что он сделал? – я подбежала к ней и потребовала ответа. Аня захлебывалась слезами и совершенно не могла говорить. После нескольких неудачных попыток достучаться до нее, я сходила на кухню, налила кувшин холодной воды и вылила жидкость на лицо подруги.

Эффект не заставил себя ждать. Аня подскочила на кровати, начала глубоко дышать и размахивать руками, давая мне понять, что так делать было не нужно.

– А как еще тебя успокоить?

– Не знаю, – наконец, смогла выговорить подруга хоть какие-то слова и стальные нотки в ее голосе выдавали крайнее раздражение, – Например, ты могла подождать, пока я наревусь и просто посидеть рядом?

– Могла бы, но при условии, что я знаю, от чего ты так ревешь. Сначала говори, а потом плачь, сколько твоей душе угодно. Рассказывай, что произошло.

– Ничего такого, просто, просто, – Анька снова хотела зарыдать, но я указала ей на кувшин и она, с силой сжав в руках угол подушки, все же удержалась от слез. – Я не смогу. Понимаешь, не смогу быть с ним. Я его не понимаю, он мне не нравится. Он все время говорит о себе, о животных, о каких-то мозаиках.

–Мозаиках? – не поняла я.