Ева Луна

Мы устроились на ночлег в той самой хижине, которую вождь предоставил в распоряжение гостей с первого дня нашего пребывания в деревне; керосиновая лампа мирно моргала в дальнем углу, бойцы из отряда легли спать прямо на полу, оставив гамак для меня. По правде говоря, я думала, что эти последние часы мы проведем с Уберто наедине: нам еще никогда не доводилось быть вместе целую ночь; однако, когда все улеглись, я даже порадовалась тому, как все решилось; присутствие людей в хижине успокоило меня, и я наконец смогла преодолеть свои страхи и уснула. Мне приснилось, что я занимаюсь любовью на каких-то огромных качелях. Я видела собственные колени и бедра, поднимавшиеся выше головы, когда качели взмывали к небу; при этом передо мной мелькала желтая тафта задравшейся нижней юбки. Потом я летела куда-то спиной вперед и, зависнув в воздухе, видела под собой большой напряженный член ждавшего меня мужчины. Качели замирали в воздухе, я успевала посмотреть на ставшее пурпурным небо и неслась вниз все быстрее и быстрее, чтобы мужчина мог наконец войти в меня. Напуганная увиденным, я проснулась и далеко не сразу вспомнила, где нахожусь; воздух в хижине превратился в вязкую душную массу, сквозь стены до моего слуха доносились звуки с реки и из чащи сельвы, кричали ночные птицы, слышался рык каких-то хищников, пробиравшихся через заросли. Жесткая сетка гамака натерла мне кожу даже через рубашку; москиты искусали все открытые участки тела и сидели на руках и лице чуть ли не сплошным слоем, я же не могла заставить себя пошевелиться, чтобы их согнать: меня словно парализовало. Через некоторое время я снова впала в тяжелый, беспокойный сон. От собственного пота и висевшей в воздухе влажности у меня промокла вся одежда, и на этот раз мне приснилось, что я плыву в какой-то узкой лодке, а меня обнимает и ласкает человек, чье лицо скрыто под маской из Универсального Материала; он входил в меня при каждом покачивании нашего суденышка, и эта близость казалась мне не столько приятной, сколько болезненной; лодку швыряло по волнам, и все мое тело было покрыто синяками и ссадинами, я потеряла счет времени, мне хотелось пить, а испытываемое наслаждение и счастье были не менее мучительными, чем жажда. Беспокойные поцелуи, какие-то смутные предчувствия, звуки, доносящиеся из сонной сельвы, золотой зуб, каким-то образом оказавшийся в складках одежды, которую я не сняла перед тем, как заняться любовью, рюкзак с гранатами, беззвучно взрывавшимися, разбрасывая вокруг себя целый рой фосфоресцирующих насекомых. Я снова проснулась и опять некоторое время не могла понять, где нахожусь и, главное, что означают это тепло и приятные судороги, пробегающие у меня внизу живота. В отличие от всех остальных случаев, когда мне снилось нечто подобное, я увидела не то во сне, не то наяву не призрак ласкающего меня Риада Халаби, но силуэт Рольфа Карле, сидевшего на полу прямо передо мной; он оперся спиной о рюкзак, одну ногу подогнул под себя, а другую вытянул вперед; руки его были скрещены на груди, а сам он пристально наблюдал за мной. В полумраке я не смогла разглядеть выражения его лица, но увидела, как загорелись его глаза и сверкнули зубы, когда он улыбнулся мне.

— Эй, ты что? — шепотом спросила я.

— Ничего, а ты? — ответил он так же тихо, чтобы не разбудить остальных.

— Мне тут, кажется, кое-что приснилось…

— Мне тоже.

Мы тихо выбрались из хижины, вышли на утоптанную площадку посреди деревни и присели возле очага, в котором чуть заметно тлели уже покрывшиеся пеплом угли. Нас окружала бессонная сельва, с неба сквозь густую листву тянулся лунный свет. Мы молчали, но не пытались уснуть. Так в тишине, не прикоснувшись друг к другу, мы и просидели до рассвета.

Когда рассвело, Рольф Карле пошел за водой, чтобы приготовить кофе. Я тоже встала и потянулась; у меня болело все тело так, словно бы меня хорошенько отлупили палкой, но, несмотря на боль, я ощущала какое-то уже почти забытое чувство покоя и необъяснимой радости. Я не сразу поняла, что со мной происходит; лишь через некоторое время мне пришло в голову посмотреть на собственные брюки, на которых за ночь появилось красноватое пятно. В первый момент я не на шутку удивилась, потому что успела забыть, что это такое и как оно бывает. Затем я непроизвольно улыбнулась, потому что вдруг осознала: больше я не увижу во сне Зулему, мое тело сумело наконец подавить страх перед любовью. Рольф Карле повесил чайник над очагом и стал раздувать оставшиеся с вечера угли; я тем временем сходила в хижину, вынула из сумки чистую блузку, разорвала ее на тряпки, которые можно было использовать в качестве прокладок, и пошла на реку. Вернулась я оттуда в мокрой, только что постиранной и наспех отжатой одежде, сама не заметив, что что-то напеваю на ходу.