— Я не хотела тебя обманывать!
— Ты меня и не обманула, — холодно ответил Вайенс. — Я знаю все, и согласен продолжать жить с тобой в тех условиях, что у нас есть.
— Я не согласна! — выпалила Ева яростно.
— Это твой выбор, — хладнокровно ответил Вайенс. — Скоро Совет будет ждать меня с отчетом о новоприбывшей партии заключенных. И если вы надумаете, мисс Рейн, — он подчеркнуто вежливо произнес ее имя, — вы придете ко мне в этот день с утра и примите участие в переговорах. Там и решится ваша судьба. Как и судьба лорда Вейдера, впрочем.
— Вы не посмеете!
— Я вынужден буду сделать это.
— Вы негодяй!
— Это ты сейчас так говоришь, — холодно произнес Вайенс, отвернув лицо от разъяренной Евы, которая, казалось, готова была ему в глаза вцепиться. — Зато потом, когда Вейдер улетит на свою любимую войну, и оставит тебя навсегда в покое, ты скажешь мне спасибо.
— Я никогда, никогда не стану любить вас!
— Это мы еще посмотрим, — все так же спокойно ответил Вайенс. — Время идет быстро; и любовь проходит. А вот понимание и благодарность — они приходят со временем, вместе с благоразумием.
Ева с ненавистью смотрела на Вайенса. Да, сомнений не было, Вайенс поймал ее.
— Зачем вам это? — произнесла она. — Зачем вам я?
— Затем, — жестоко произнес Вайенс, — что я не люблю себя чувствовать дураком, и не привык, что мои предложения отвергают.
— Наш союз будет мучителен для нас обоих, — произнесла Ева мстительно. Вайенс равнодушно пожал плечами:
— Посмотрим, — неопределенно произнес он. — Итак, думайте. Время у вас есть, — он поклонился, подчеркнуто вежливо и церемонно, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Вайенс понимал, что Ева придет к нему. Она не могла не прийти.
В противном случае, ей пришлось бы обратиться за покровительством и защитой к Вейдеру. Но Ева не из тех, кто умеет принимать решения. Она не посмеет открыться Вейдеру, хотя бы из боязни, что он отнимет у нее ребенка. И из гордости, из опасения того, что он отвергнет ее.
Значит, она придет, и покорится ему, Вайенсу.
Но одна мысль все же мучила его.
«Я всегда буду любить его!»
До самой смерти…
Понятно, что это всего лишь пылкие слова молодой глупой женщины, которая думает, что жизнь коротка.
Но все же ее пыла хватит, чтобы посветить этому чувству ближайшие несколько лет. Да даже двух лет будет чересчур много!
Нет, это никуда не годится. Эта женщина должна принадлежать Вайенсу раньше!
Вайенс подумал, что он раньше никогда с таким неистовством не хотел ни одну женщину. И дело было даже не в сексуальном желании. Он просто хотел покорить ее. Хотел, чтобы она смотрела на него с таким же обожанием, с каким смотрела до этого на Вейдера.
Скорее, он хотел переломить ее характер.
Его влечение походило на то же чувство, которое он испытывал к своим заключенным. Они были полностью в его власти, они подчинялись ему, и это ощущение власти наполняло его душу странным удовлетворением.
Теперь он хотел добиться этого же от свободного человека.
От сильного человека.
Чтобы Ева, красивая и властная, буквально-таки ела из его рук, и чтобы все это видели.
Вайенс усмехнулся; весело насвистывая песенку, он шел по коридору, и встречающиеся ему люди, многозначительно переглядываясь, поздравляли его. И он отвечал им важными кивками.
Ах, как это удачно, как это удачно — то, что Ева забеременела от Вейдера! Теперь ею можно будет вертеть как угодно. Теперь она согласится на все; а когда она родит…
И все же «я буду любить его» царапало его самолюбие.
«Любить его… до самой смерти… правда, до чьей смерти, она не уточнила. Вполне возможно, что смерти ситха будет достаточно, чтобы это глупая блажь сошла с Евы. Вейдера нужно будет нейтрализовать обязательно, — жестоко подумал Вайенс. — Черт подери, в конце концов, он смертный человек! И он находится на моей территории. Не думаю, что с меня очень уж спросят, если с лордом Вейдером что-то случится. В конце концов, я не отвечаю за его безопасность. Никто не отвечает… кроме Евы. Но я помогу ей выпутаться из неприятностей… потом. И тогда она будет чувствовать ко мне больше уважения и благодарности».
Так-так-так! И кому же поручить это деликатное дело?
Заключенные… они боятся Вейдера по полусмерти. Привыкшие жульничать, убивать, торговать рабами, и иметь дело с простыми людьми, которые боялись и почти не сопротивлялись, преступники не имели дела с ситхами никогда.
Простой демонстрации Силы было вполне достаточно, чтобы эти крысы, так трепетно любящие свои паршивые шкуры, прижали свои задницы, а запах смерти, который исходил от Вейдера, та легкость, с какой он отнял жизнь у каннибала, запугали их еще больше.
Нет, эти крысы побоятся напасть на ситха. Сколько бы их ни было — они побоятся. Никто из них не захочет еще раз увидеть его желтые глаза, и разгорающуюся в них ярость.
Им никогда не приходилось бывать в бою; они не привыкли защищаться. И в схватках, даже в отчаянных поножовщинах, они всегда думали о том, как бы удрать, и не погибнуть.
А ситха лучше в бою не встречать.
Одержимый яростью, он не успокоится, пока не убьет всех.
Вот о чем говорило яростное Нечто, глядящее на мир глазами Вейдера.