Ева (СИ)

места. Мария Елисеевна, бледная, уставшая и измученная сидела на лавочке в коридоре и прижимала платок к

глазам. Сергей только головой покачал. Она в своем репертуаре.

- Здравствуйте, Мария Елисеевна! – привычно притворно улыбнулся он. Нет, Сергей всегда относился к ней

хорошо. Просто она такой человек… Её нужно знать. Мария Елисеевна очень мнительная, артистичная и выросла

в семье интелегентов. Поэтому у неё немножко мудреная речь. А ещё она любит преувеличить. Однажды, когда

она не пустила Егора в школу из-за насморка, а позвонив директору в школу описала все так, что там едва ли не

запущенная пневмония с тяжелыми осложнениями. Ну, обеспокоенная дирекция вызвала к ним на дом скорую

( по описаниям матери ребенку требовалась срочная госпитализация) и какую-то детскую службу, он уже и не

вспомнит какую именно ( а что ещё делать если там мать доведшая ребенка до такого состояния?). Ох, что тогда

было! Вся школа судачила о произошедшем с полгода, пока внимание не переключилось на девушку из старших

классов, покончившую жизнь самоубийством из-за несчастливой любви.

- Ах, Сережнька, - с дрожью в голосе приняла она от него цветы и крепко обняла. – Как это могло случиться?

С моим Егорушкой…

Предчувствуя истерику, Сергей усадил женщину и подал ей платок. Ну, а все дальнейшее – дело техники

отработанной годами.

- Мария Елисеевна, - печальным голосом сказал он. – Я переживаю за Егора. Но ещё больше я беспокоюсь за

вас…

Выразительный взгляд, и несчастная женщина икнув и побледнев ещё больше спросила:

- Обо мне?

- Да, - серьезно кивнул он в ответ. – Вы очень плохо выглядите. Вы такая бледная… Как вы себя чувствуете?

Может, у вас давление? Вы что-нибудь ели? Наверное у вас опять сахар…

- О, боже, - закатила глаза несчастная. Со стороны Сергея так поступать не совсем честно. Ему прекрасно

известно, что мать друга очень мнительная. Если болит голова – то это мигрень. Кольнуло в боку – аппендикс, не

иначе. С одной стороны, родным приходилось с ней туго. С другой стороны – у Егора не возникало проблем, как

уйти из дому. Стоит сказать матери, что она выглядит бледнее обычного, и она уже бежала к подруге соседке

Клаве мерить давление. Сейчас ситуация была сложнее. Он боялся , что мать будет слишком переживать о сыне и

на одну только бледность её не взять. Поэтому он употребил все уловки, которыми пользовался за столько лет.

- Знаешь, может ты и прав… - неуверенно сказала она. – Но я не могу сейчас заниматься своим здоровьем,

когда мой родной сынок, единственная опора в жизни лежит там…

Её голос снова задрожал. А Сергей готов был взвыть от досады. Он попробовал последнее средство:

- Да, но если вы упадете в обморок от голода Егору легче не станет, - взволновано сказал он. – Прошу вас, не

ради себя, ради вашего сына – спуститесь в буфет, поешьте. А я пока схожу, поговорю с его врачом. Потом вместе

к нему зайдем. Хорошо?

- Ну… - опять неуверенно протянула женщина.

- Что может случиться за двадцать минут? – резонно спросил он.

Это был последний аргумент. Мария Елисеевна просидела здесь почти сутки и ничего не происходило. Пока

Сергей об этом не заговорил, она упивалась своим горем и совершенно не думала о еде. Но сейчас…

- Хорошо, - женщина неуверенно встала. – Но если что…

- У меня есть ваш телефон! – предусмотрительно сказал Сергей.

- Ах, Сереженька… - тяжело вздохнула женщина. – Само небо послало мне тебя в такое тяжелое время…

Всплакнув на прощанье, Мария Елисеевна пошла по коридору до выхода. Сергей сделал вид что тоже пошел

в ординаторскую. Когда шаги за спиной стихли он оглянулся, что бы ещё раз проверить, действительно ли

женщина ушла. Убедившись, он быстро вернулся и зашел в палату.

Егор лежал на больничной койке бледный, тяжело дышащий. Сергей очень удивился увиденному – ему

представлялась целая куча трубок, подключенных к аппарату жизнеобеспечения. Вместо всего того, что он

привык видеть в фильмах его встретила обыденная серая реальность: больничная койка, неровный свет кварцевой

лампы, постельное белье, выцветшее от времени… ему даже стало немного обидно за друга. Выглядел Егор,

конечно, отвратительно: в лице сильно опухшем от темно-бордовых, почти черных и местами позеленевших

синяков. Левая рука была в гипсе. Странно, Сергей не помнил, что бы ломал ему руку… Хотя, положив руку на

сердце, не очень он и помнил, как его избивал. Все могло быть.

Сергей неторопливо подошел к кровати.

Кажется, они с Егором были знакомы всегда. Просто, раньше их семьи жили в одном дворе, и ребята

постоянно играли в одной песочнице. Конечно, вскоре мама Сергея начала зарабатывать хорошие деньги и они

переехали в район получше. Но мальчики продолжали ходить в один садик. И дружить. Потом была одна школа,

один универ…

Их связывали годы дружбы. Вместе они и смеялись и плакали, и дрались за углами, и волочились за

девчонками…

Сергей подошел поближе, к самой кровати. Он провел рукой по лицу, и о, чудо! Егор открыл глаза!

Увидев лицо старого друга, прикованный к больничной койке парень непроизвольно дернулся. Он попытался

заговорить, но вместо этого их горла вырвалось невнятное бормотание.