– Видела, спасибо, Пятницу вон бедного чуть не затоптали.
– Во-первых, это единичный Пятница, а у вас их были бы тысячи. Тысячи! А во-вторых, почем ты знаешь, может быть, он был ранен. Мы могли погибнуть от вторжения чуждой цивилизации, могли пострадать от войны или экономического кризиса, и даже, скорей всего, нас погубила какая-то чуждая сила; позволь, я это объясню. Мы все-таки были слишком хорошими. Мы не были готовы к отражению агрессии. У нас даже не было оружия, кроме дынымыта. Нас погубил проклятый принцип невмешательства, и когда кто-то решил нас истребить – нам нечего оказалось этому противопоставить.
– Кто же решил вас истребить? Где захватчики? Ведь просто так никто никого не истребляет, это же так естественно. Ну так где она, эта чуждая сила?
– Она… она нигде. Они вовсе не ставили себе целью нас захватить. Это только у вас, на тесной Земле, возможны такие глупые, мелко-наивные объяснения. Что, может, вашим террористам нужно ваше метро, ваша земля, ваши женщины? Глупости, ваши женщины даже самим себе не нужны. Есть иррациональное зло, которое само себе причина, и оно вышло наконец из-под земли, вырвалось, потому что созрело. Это вовсе не то зло, которое просто анти-добро. Это нечто третье, нечто из иной парадигмы, зло помимо всех объяснений и мотиваций, – зло, до такой степени брезгующее всем человеческим укладом, что ему не нужно от вас даже дани. Помнишь, как в стишке про черных птиц? Черные птицы кричат всю ночь, черные птицы хотят мою дочь. Он им предлагает все по очереди – свою душу, свой дом, свое лицо… А им ничего не надо.
– Господи, какой ужас.
– Да, именно такой ужас. Это зло может появиться и у нас, и у вас, и согласись – ты же предчувствовала его с самого начала.
– Да, конечно, я даже с ним соприкасалась. У нас в классе была такая девочка.
– Если я правильно понял, ее звали Таня Колпашева?
– Да, ты понял правильно, слишком правильно.