Эванджелина

Эванджелина меж тем засветила настольную лампу
И оловянную кружку наполнила доверху темным
Пивом домашним, что славилось крепостью и ароматом.
Сам же нотариус, вынув чернильный прибор и бумаги.
Твердой рукою вписал имена жениха и невесты,
Возраст и дату, размеры приданого точно означив.
Все, как должно, законным порядком свершил и покончил.
В нижнем углу печать оттиснул большую, как солнце.
Тут же на стол из кожаной сумки выложил фермер
Вознагражденье тройное в серебряной звонкой монете.
Сельский нотариус встал, благословил нареченных,
Поднял заздравную кружку и выпил до дна за их счастье.
После губы степенно отер, поклонился и вышел,
У очага в молчаливом раздумье хозяев оставив.
Вскоре, по обыкновению, вынесла Эванджелина
Доску для шашек. Игра началась. Старики, раззадорясь,
Вместе смеялись над промахом каждым и каждой удачей —
Цепь ли кому удавалось прорвать или дамку поставить.
В это время поодаль, в сумраке ниши оконной,
Нежно шептались влюбленные, глядя, как месяц восходит
Над океаном седым и серебряной мглою долины.
Так миновал этот вечер. В девять часов с колокольни
Звон раздался — сигнал для тушенья огней; и тотчас же
Гости, простившись, ушли. И в доме покой воцарился.
Долго, долго еще звучали слова расставанья
В памяти Эванджелины, отрадой ее наполняя.
Вот уж прикрыт был золою жар в очаге, и неспешно
Вверх по дубовым ступенькам шаги отца проскрипели.
Вскоре и девушка двинулась наверх бесшумной стопою,
Озарена в темноте ореолом лучистого света,
Словно не лампа в руках, а сама она счастьем сияла.
Вот очутилась она в простой своей девичьей спальне
С белыми занавесями на окнах, с высоким комодом,
Где на просторных полках лежали, сложены в стопки,
Шерсть домотканая и полотно — все ее рукоделье,
То приданое, что драгоценней коров и баранов, —
Верный знак, что невеста прилежною будет хозяйкой.
Вскоре сделалась лампа ненужною, ибо потоки
Мягкого лунного света, вливаясь в окно, затопили
Спальню — и сердце Эванджелины волной всколыхнули.
Ах, несказанно прекрасна была она в лунном сиянье,
Ножками стоя босыми на светлом полу своей спальни!
Ведать не ведалось ей, что в эту минуту средь сада
Медлил влюбленный впотьмах, прикован к ее силуэту.
Но про него она думала; и непонятной печалью
Сердце ее омрачалось порой, как скользящею тенью
Месячный диск в небесах затмевался на миг. Но бесследно
Таяла грусть, когда из-за мглистого полога тучи
Вновь выплывала Луна — и какая-то звездочка следом,
Как Измаил, что с Агарью ушел от шатров Авраама.

IV