Евангелие для цыганского барона

— Художником-оформителем.

— Понятно, тяжелее кисточки ничего не поднимаете, да? – старалась поднять настроение врач.

— Сколько разрешите брать крови?

— Максимум возможного. Девочка должна жить, слышите, должна!

— А вы ей кем приходитесь?

Андрей на какое-то время задумался, но за него ответил старый седой врач:

— Сейчас он все для нее... дай-то Бог, чтобы не напрасно!

— Дай, Боже, дай! – присоединил свой голос Голубенко.

Медсестра положила руку на сердце Андрея:

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

Через некоторое время она сказала:

— Пятьсот грамм, больше нельзя. Полежите теперь спокойно.

Глава 10

Ничто не работает так быстро, как цыганская почта. В течение двух-трех часов к больнице съезжались со всех сторон цыгане, желавшие своим сердечным участием оказать внимание пострадавшей дочери барона. Но в больницу никого не впускали! А двор буквально гудел многоголосицей.

Андрей сидел в белом халате недалеко от операционной – ему единственному разрешили находиться здесь на всякий случай. Шла сложная операция. Выстрел пошел вдоль тела. Очевидно Наида согнулась, уклоняясь от наведенного на нее ствола.

— Выстрелом ей рассекло правое плечо, легкие, печень, – сказал один из врачей, вышедших из операционной. Состояние совершенно безнадежное. Думаем, что до вечера она вряд ли протянет... Вызывайте срочно родителей.

— Они уже скоро будут здесь – вылетели самолетом из Москвы, зная только, что произошло несчастье, – сообщил Голубенко.

Но через полчаса после того разговора, родители уже входили в коридор больницы, зная о случившемся из рассказов стоящих во дворе цыган.

Марц застал Голубенко, сидящего с высоко поднятой головой, но закрытыми глазами.

Последний, услышав шаги идущих по коридору, повернул голову, встал и пошел навстречу барону.

Главный Рома не подошел, а подбежал к Андрею, целуя его и сжав в своих объятьях, рыдая как младенец.

— Неужели я смогу перенести ее смерть? – был единственный вопрос барона.

Румиду, как мать, пустили к Наиде, ухаживать за ней.

Вскоре к больнице подъехала следственная группа. Поговорив с врачами об исходе происшествия, полковник, подойдя к Андрею и Марцу, сказал:

— Поедете с нами в целях следствия.

Выходя из здания больницы Голубенко увидел теснящихся людей, глазами исполненными восторга и благодарности, сопровождавшими героя дня.

— Благословы тэбэ Бог, Андрей! – послышалось с разных сторон.

— Дай тоби Бог здоровля!

Знали они и о том, что Андрей дал свою кровь Наиде. Это не сходило с уст собравшихся, удивленных, что баптист-гадже это сделал цыганке!

Приехав на место происшествия, Андрей со следственной группой вошли во двор, а барон стоял у калитки, рыдая и боясь войти туда, где совсем недавно была шумная пляска, дикие восторги, песни... , а на том месте, где он "на счастье" бил посуду была лужа крови родной, любимой дочери. Взгляд его поймал дорожку из капель крови, ведущую к самой калитке.

— Проклятая богеми! – громко, со скрежетом зубов произнес барон, подняв над головой кулаки.

— Я навеки остановлю твое карканье...

Некоторое время Голубенко рассказывал следователям детали происшествия. Некоторые из экспертов производили замеры, фотографировали, делали записи.

Участковый милиционер изучал опись изъятого оружия.

А с улицы все доносились угрозы барона:

— Колька! Купаться будешь в собственной крови, я уничтожу все ваше змеиное отродье! Тэ мэрав тсэ! Держись теперь, попрыгунчик несчастный.

Кровь за кровь! Тэ мэрав тсэ! – кричал он на всю улицу, призывая внимание соседей, как свидетелей.

И вновь рыдания с криками:

— Хась мангэ! Хась мангэ![26]

Цыганские семьи, как растревоженный муравейник, сновали от больницы к дому барона, от дома барона – к зданию больницы. Когда внешние проявления зла иссякли у барона, а следователи уехали, Голубенко с Марцем поехали узнать у профессоров, прилетевших по срочному вызову, их мнение относительно будущности Наиды.

— Правду говорить или промолчать? – спросил один из них.

— Только правду, самое страшное я уже перенес, оно хуже смерти, – произнес барон.

— Хуже смерти, дорогой, ничего не бывает. Вам придется крепиться. Крепись, дорогой, но... из этого состояния, мне думается, уже и Сам Бог ее не поднимет...

"Какой сильный вызов Богу!" – подумал Андрей, услышав последние слова профессора. Из опыта жизни он уже знал, что Вседержитель оставлял в посмеянии всех тех, кто делал Ему вызов.

Невольно Голубенко вспомнил вызов Богу, сказанный капитаном корабля "Титаник". Когда это гигантское морское чудище вышло в безбрежные просторы, репортер одной из газет спросил капитана: "Действительно ли судно непотопляемо?" Он ответил: "Конечно, Сам Бог не сможет его потопить!", но всему миру стал известен "причал" корабля, разбившегося об айсберг.

И сейчас Андрей где-то в душе даже порадовался, что из-за этого вызова Бог может явить Свое чудо.

— Извините, профессор, но вы только врач, а Тот, Кого вы упомянули, – Врач врачей, сильный воскрешать людей из мертвых, – сказал Голубенко, желая утешить барона, убитого горем.

— О, ну коль вы читали Евангелие, то вам остается только молиться, – с ухмылкой произнес врач.