Евангелие для цыганского барона

— Заходите, располагайтесь! Но сегодня работать не будете. Этот калинько (черненький) – именинник, – указал он на малыша, голышом стоящего у его ног и ухватившегося за его красные шаровары.

— Сичас будэ (сейчас будет) баран, будэ шашлык, будэ плов, цыганский плов – пальчики оближешь!

По его команде зашевелились несколько женщин, накрывая стол. В самом углу двора кипел большой котел, стоящий на костре и испускал необычайный аромат. За углом флигеля несколько молодых цыган бросали ножи в мишень, постигая это проклятое ремесло.

Ипан, так звали старшего сына барона, упражнялся с кнутом – установив на перевернутых кастрюлях зажженные свечи, вырабатывал точность удара, чтобы кончиком 3-4 метрового кнута сбить пламя, не затронув самих свеч. Возле кастрюль валялось десятка два перебитых свеч, видимо это "искусство" давалось непросто.

Невдалеке от установленных свечей стояла красивая молодая цыганка, держа в руках зажигалку-пистолет, терпеливо и даже с каким-то наслаждением поправлявшая и зажигавшая сбитые свечи. Среди других она выделялась не только красотой и аккуратной одеждой, но и добродушным взглядом и ласковым обращением! Вот и сейчас, подойдя к отцу, она обратилась к нему не дадо (отец), а:

— Даделэ (батюшка), это те люди, которые будут у нас красоту наводить?

— Ай, моя чергэн (звезда), Наида.

И, уже обращаясь к художникам-оформителям, добавил:

— Это Наида – моя любимая чае, по-вашему – дочь. Вот за нее я бы и жизни не пожалел. Скоро ей будет 16. Такой банкет закатаю (устрою), какого наши ромалэ отродяся не видывали.

В проеме двери, ведущей во флигель, видно было троих цыган, игравших в карты на деньги. Между ними была ругня.

На крыльце дома, где предстояло делать ремонт или, как выразилась Наида – "красоту наводить", – сидела старая гадалка, набивая курительную трубку табаком. Перед ней лежали разложенные карты, над которыми она шептала. Лицо, изрезанное морщинами, костлявые руки, крайне смуглая кожа и необыкновенно черные глаза делали ее какой-то таинственной и неприятной – на ней лежала печать сатаны.

"Куда я попал! Это же и есть ад!" – думал Андрей, переводя свой взгляд с одной картины цыганского бытия на другую. "Разве я смогу остаться христианином в этом аду? Здесь все покрыто мраком греха". Казалось, даже воздух был наполнен парящими демонами.

"Срочно надо что-то придумать, чтобы уехать отсюда. Ни о какой работе и речи быть не может!" – решил он.