Евангелие ежа

А сама торопилась, как будто и для нее найдется типография: "Записки об Анне Ахматовой", "Спуск под воду", "Прочерк" - авось хоть в каком-нибудь 2006 прочтут и поймут все, чего она так и не поняла, например: зачем лгут, мучают, убивают?

Она заглядывала Злу в лицо, рассматривала в упор, запоминая мерзкие подробности, - но не понимала, и соблазна не было - понять; принцип Зла ей был чужд и скучен; как представить сознание тиранозавра? Столь же отвратительная задача, сколь безнадежная.

У нее были идеалы - кое в ком олицетворенные. Но и своих великих людей, при всем желании, она не постигала до конца: героизм не натягивался на гениальность, хоть плачь.

Недоумение придает прозе Лидии Чуковской завораживающую силу.

Бездарные безумцы сживают со света и сводят с ума друг друга и кого попало, но с особым сладострастием - поэтов и гениев, - и скрывают это - то есть Правду - от всех еще не погибших, от нормальных пока людей, от простых. Ей мерещилась целая страна таких людей - нормальных, значит - хороших. И что ее долг - во что бы то ни стало спасти для них Правду - собственным здравым рассудком и твердой памятью.

А для себя - для себя она сочиняла стихи:

Среди площадной и растленной

Из всех рупоров, наизусть!..

Ты вправду бываешь надменной,

Лишенная голоса грусть...

В новом собрании сочинений Корнея Чуковского - пятнадцать томов. Лидия Чуковская вряд ли написала намного меньше. Не знаю, сколько на двоих досталось им счастья. Но виденья, непостижные уму, были у обоих.

Отец построил игрушечный рай для голоса с детьми. Дочь растопила дыханием корку лжи на окошке в ад.

Этого достаточно, чтобы и через двести лет их не забыли, чтобы заглянули даже в переписку.

Вдруг, внезапно, посреди низких подробностей так называемого литературного быта (увлекательнейших! битва бактерий под микроскопом! какие жалкие примеры негодяйства!) - мелькнут несколько слов будто другого измерения:

"У нас был еж. Он умер. Мы похоронили его. А он ушел из могилы через два часа..."

Петербург