Евангелие огня

— Он не такой уж и сильный. Он… он болен, друг. Кости, весь организм, хорошего мало. Он принимает по десять, пятнадцать таблеток в день.

Тео не смог придумать, что на это ответить.

— Вы спасли мне жизнь, — наконец, сказал он. — Спасибо.

Нури его словно не услышал. Он думал о другом и, похоже, испытывал острую нужду высказать это другое.

— Не надо судить его слишком строго, друг, — с предельной искренностью произнес он. — Он не всегда был таким. Он был…

Прекрасные карие глаза Нури затуманились, вглядываясь в историю его отношений с Белым.

— Совершенно как мусульманин, более-менее, — закончил он.

Тео выпрямился. В боку пульсировала боль, к тому же, он понял, что кишечник его изверг-таки все, в нем содержавшееся.

— Что будет дальше? — спросил он у Нури.

 Тот пожал плечами, как если бы обращаться с таким вопросом следовало не к нему.

— Не знаю. Думаю, ты можешь уйти. Я не хотел никаких осложнений. Просто хотел остановить твою книгу — и остановил. Миссия завершена. Ты можешь обратиться в полицию, мне все равно. Тюрьмы я не боюсь. Я вообще ничего не боюсь.

Тео поднялся было на ноги, но тут же снова упал в кресло. Из пулевого отверстия выдуло новые ошметки набивки. Нури взял Тео за запястье, помог ему встать.

— Я никому не скажу, обещаю, — произнес Тео. Кровь капала на ковер у его ноги. Может, попросить бинт, какой-нибудь бандаж — или лучше не искушать судьбу?

На Нури его обещание никакого впечатления не произвело.

— Я знаю, ты станешь говорить всем, кто захочет тебя слушать, что твое признание было ложным, — сказал он. — Но это уже не важно. На нем твоя история закончилась. А когда история заканчивается, больше в нее уже не вернешься. Так устроен мир.

— Нет, я о том, что не скажу ничего про вас. Скажу, что не видел похитителей, что они все время были в масках. И… и что они завезли меня в лес.

Нури улыбнулся, смущенно.

В дорогу Тео собрался так быстро, как мог, хоть ему и мешала жуткая, обильно кровоточившая огнестрельная рана в боку, обезвоживание организма и полные дерьма штаны. Он боялся, что, если слишком задержится в ванной, выдавливая на губку коричневое мыло, Белый очнется и выстрелит в него еще раз. И шесть недель спустя копы, вломившись сюда, обнаружат разложившийся труп Тео Гриппина с развороченной пулей головой, — а все потому, что он слишком долго и старательно отмывал свои яйца. Однако Белый не очнулся. Он так и лежал в беспамятстве на кушетке, накрытый аккуратно подоткнутым одеялом. Нижняя челюсть его отвисла, дыхание было затрудненным — мешал вывалившийся наружу язык. Выглядел Белый лет на семьдесят.

Нури выдал Тео чистое белое полотенце, чтобы прикрыть им рану, и узковатую для него черную куртку на молнии, дабы она удерживала полотенце на месте.

— Я не могу взять ее, — запротестовал Тео. — Это же ваша куртка.

— Это не моя куртка, — печально ответил Нури. — Это его куртка. А он ее больше не носит.

Тео надел ее, застегнул молнию. Общий ансамбль — рубашка с кричащим рисунком, слишком тесная кожаная куртка и мокрые штаны — получился, пожалуй, не вполне приемлемым для «Шоу Барбары Кун». По крайней мере, бумажник его остался при нем. Тео собирался перед тем, как выйти к собравшимся в «Страницах» людям, переложить бумажник в карман пиджака, чтобы с несколько большим удобством расположиться на жестком стуле, да забыл, а теперь пиджак, разумеется, сгорел дотла, как и половина бывших в магазине книг.

— Твоя фамилия действительно Грипенкерл? — произнес, открывая выходную дверь, Нури.

— Да, — ответил Тео. Ворвавшийся в квартиру свежий ветер заворошил старые бумажные обертки от еды и прочий сор. С кушетки донеслось детское поскуливание.

— Она ведь еврейская, верно? — спросил Нури.

Тео покачал головой:

— Немецкая.

— Рад слышать, — сказал Нури — и сказал правду, на лице его выразилось облегчение. — Номер автобуса, который тебе нужен, двенадцать.

— Двенадцать, — повторил Тео и заковылял вниз по лестнице.

— Постарайся добраться до него, — сказал ему в спину Нури. — Места здесь — хорошего мало. Тебя и покалечить могут.

Люди

Тео Грипенкерл неуверенно брел по улице, которую никогда прежде не видел. Солнце садилось и окружавший Тео городской пейзаж — зловещий, самого агрессивного пошиба — различался уже не очень ясно. Большие прямоугольники пустой земли, ободранной до голого гравия после сноса того, что на них прежде стояло, ограждались заборами из металлической сетки с колючей проволокой наверху. По тротуарам тянулся вереницей разноцветный сор. Непонятные, продолговатые железки, уложенные строительными фирмами промеж дешевых проржавелых автомобилей, были обезображены грубыми граффити, бесстыдными иероглифами хип-хопа. Приземистый многоквартирный дом, в котором жили Нури и Белый, казался единственным в этих местах обитаемым зданием, да и его заселенность представлялась сомнительной: почти все окна здания оставались темными. Рисовавшееся на фоне злобно пылавшего неба, оно походило гигантское надгробие.

— Отсос, а, мистер?