Евангелие от Джимми

— Прекратите молоть чепуху, Гласснер! — взорвалась Ким. — Обработали бедного парня, довели его до того, что из-за нас он теперь считает себя обязанным умереть на кресте, все, хватит, игра окончена! Эмма сегодня встречается с Сандерсеном.

— Я тоже пойду! — Гласснер вскочил и схватился за штору, чтобы удержаться на ногах.

Ким твердой рукой усадила его и предложила протрезветь и повиниться: необязательно посыпать главу пеплом, достаточно написать прошение об отставке, которое будет обнародовано в качестве коммюнике в прессе. Форму и содержание письма Белый дом оставляет на его усмотрение.

Гласснер вяло кивнул и попросил разрешения поговорить со мной наедине. Ким оставила нас, и на протяжении получаса он рассказывал мне про своего Джимми. Про свои надежды и сомнения, про опухоль, про свою душевную боль и про нежность к этому вымечтанному сыну, который из всего, что когда-либо создала на земле низость человеческая, был лучшим. Не столько убойный цинизм Куппермана, сколько уязвленная мудрость этого потерявшего ориентиры пьяницы дала мне и отправную точку, и материал, и вдохновение для моей собственной книги.

Через два часа, когда я летела над Атлантикой в вертолете ФБР, Ирвину Гласснеру позвонили из Вашингтона. Вернувшийся из отпуска завотделением диагностики Мемориальной больницы посмотрел результат его последнего сканирования, сравнил с предыдущими и опротестовал заключение. По его мнению, прошло недостаточно времени после впрыскивания контрастного вещества: йод просто не успел дойти до опухоли и затемнить ее. Никакого чуда не произошло, просто рентгенолог поспешил и тем самым невольно дал больному тщетную надежду. Обследование необходимо было повторить.

Ирвин договорился о дате. После этого он повесился на шнуре от шторы с ложного окна, оставив предсмертную записку, в которой просил прощения у Бога, у Джимми, у сына.

Последний, не поверив в самоубийство, потребовал вскрытия.

Оно было сделано и заодно подтвердило отсутствие опухоли в мозгу.

~~~

— Поначалу мотив у меня был самый простой: правительство требовало результатов. Само клонирование мне удалось, я получил девяносто девять эмбрионов, а вот с имплантацией застопорилось: отторжение, выкидыши. Я был уверен, что все получится, нужно только время… Спецслужбы не верили в меня, я боялся, что мне урежут финансирование или вообще прикроют проект «Омега», уничтожат бесследно все мои труды. Меня приперли к стенке, я должен был им что-то предъявить. В клинике моего фонда лежала молодая женщина из армии, сирота, без семьи, два года в коме. Очень красивая. Один санитар не устоял… Она умерла при родах. У ее ребенка была кровь группы АВ, той же, что и кровь на святынях: я решил, что это знак. Достаточно было исправить в главном компьютере генетическую матрицу Христа, чтобы она совпала с геномом младенца, а изнасилованную женщину превратить в выносившую эмбрион: вот так и родился клон Христа.

Ни один мускул не дрогнул в лице Джимми. Он сидит по-турецки на соломе в углу хлева — здесь он живет по собственному желанию уже три дня — и молча смотрит на ясли. Когда мы вошли, он не повернул головы в сторону Ким, ни слова не сказал мне, и откровения Сандерсена ему как будто безразличны: он все так же отрешенно спокоен и улыбается той же бледной улыбкой. Я прибавляю звук.

— Что произошло в 2000 году?

— Пожар в моем центре? Если угодно, это был акт искупления. Или гордыни, как вам больше нравится. Моя совесть ученого взбунтовалась: стало невыносимо быть «отцом» фальшивого клона, тогда как я был убежден, что могу создать настоящего. Но чтобы мне дали на это средства, фальшивый должен был исчезнуть. Президентские выборы были очень кстати. Промывка мозгов, пожар — и я отпустил мальчугана на свободу, устроив так, чтобы его не нашли. Я был уверен, что якобы успех первого клонирования побудит администрацию Буша раскошелиться на второе, которое будет уже без дураков. Мне и в голову не могло прийти, что эти кретины так со мной обойдутся.

— Как же нашли Джимми?

— Я не терял его из виду. За ним время от времени наблюдали, и когда он жил в приемной семье, и когда сбежал в Гринвич, я знал, кем он работает и с кем живет… Люди Буша уничтожили эмбрионы Христа, Ватикан запретил научные исследования Плащаницы, создать настоящего клона было невозможно, и Джимми стал моей единственной надеждой отомстить. Моей бомбой замедленного действия. Но мир еще не был готов к эксперименту, который я хотел поставить. Пока существовал запрет на клонирование, мне нечего было делать с Джимми. Решение президента Нелкотта изменило расклад. У Джимми не было медицинской карты — укус собаки подстроил я, чтобы был установлен его генокод, который и позволил компьютеру ФБР определить его местонахождение. Вот так. И теперь взрыв моей бомбы прогремит на весь мир. Камня на камне не останется. Погибнет Джимми на кресте или не погибнет, воскреснет он или нет, я разбудил веру, истерию милленаризма и религиозные войны: надвигается Апокалипсис!

— Что это даст лично вам?

— Я уйду красиво.

— Мошенником.