Евангелие от Джимми

Я поднимаюсь в свой номер, снимаю с двери табличку «Просьба не беспокоить». От Ким — ничего. Звоню в номер 4139 — никто не отвечает. Нет, не могу поверить, что моя адвокатша своими требованиями провалила переговоры. Что со мной будет, если они откажутся от меня? Ее мобильный стоит на автоответчике. Оставляю вполне нейтральное сообщение: я у себя в номере, жду тебя, вот и все.

Закатное солнце прорисовывает аркады в облаках. Я стараюсь больше не думать об Эмме — или хотя бы думать о ней по-другому. Желать ей счастья без меня. Я больше не прошу, чтобы она вернулась, — нет, пусть уходит, как можно дальше, по тому пути, который выбрала. Новый стиль, настоящие журналистские расследования, политические баталии, книга, ребенок… Равновесие. Возможно, в моей власти влиять на события так же, как я смог воздействовать на состояние здоровья?

Я сажусь на пол, зажмурившись, представляю себе церковную паперть, где я только что ее покинул, мысленно восстанавливаю события, атмосферу — и пытаюсь внести коррективы. Я уезжаю оттуда с Эммой и Томом, мирю их в машине, я у них дома, и пусть они даже займутся любовью, если ей будет хорошо, и пусть Том мечтает о том же, о чем мечтает она, прошу, пусть его депрессия окажется только страхом перед бесплодием, тем же страхом, который всегда скрывал от нее я, и эти наши страхи, мой и его, я собираю вместе и давлю в сжатых кулаках, чтобы рухнули все преграды и вырвалась на свободу жизнь, которая должна расцвести в Эмме благодаря ему, я сам себя клонирую в их ребенке, у которого будет настоящая семья, светлое детство, счастливая судьба свободного человека…

Меня будит звонок. Я лежу на полу, свернувшись калачиком. Темно. Встаю, ощупью добредаю до двери. Вижу перед собой Ким. На языке вертятся вопросы: чем закончилось совещание, почему у нее такое растерянное лицо… Но она, не дав мне открыть рта, сует под нос магнитную карточку, вталкивает меня внутрь и запирает дверь. Три буквы — ФБР, а под ними ее фотография, имя, фамилия, звание. Я поднимаю на нее глаза, еще не веря.

— Да. Все липа, с самого начала. Мне поручили одновременно обеспечить твою безопасность и создать условия. Ночь с тобой я провела не по заданию — это единственное смягчающее обстоятельство для меня в твоих глазах. И это причина, по которой меня с задания сняли. Причина — или предлог.

Я прошу ее подождать минутку, иду в ванную и подставляю голову под струю воды, чтобы прийти в себя. Что-то невероятное произошло со мной, пока я спал, кажется, я и вправду расставался со своим телом, незримо был третьим у Эммы и ее мужа, мне хочется вспомнить это, но в голове бьются слова Ким, мало-помалу вытесняя все остальное. Я смотрю сквозь капли в зеркало, прокручиваю в голове нашу встречу, и в свете ее признания все кажется ясным как день. Почему она оказалась у бассейна миссис Неспулос, почему проявила такое понимание, говорила, что и у нее несчастная любовь, почему так быстро пришла сегодня… Наврала мне, что она адвокат, чтобы я попросил ее защищать мои интересы — перед теми, кто ее нанял. Все логично. Я чувствую себя смешным, но придраться не к чему.

Ким стоит у окна и смотрит на огни Манхэттена вокруг черного провала Центрального парка. Она слышит мои шаги, оборачивается — лицо несчастное, губа закушена. Она ожидает града упреков, лавины вопросов; я задаю только один: почему она теперь сказала мне правду?

— Завтра я увольняюсь и должна буду дать подписку о неразглашении. Этой ночью я еще могу говорить, так что выложу тебе все, и делай с этим что хочешь. Это твоя жизнь, твой выбор, ты волен в любой момент все прекратить и послать их к чертям. У тебя что-нибудь осталось в мини-баре?

Срывающийся голос и мутноватые глаза говорят о том, что ее мини-бар пуст. Я открываю холодильник, киваю ей: выбирай сама. Она сливает в стакан содержимое трех крошечных бутылочек — джин и портвейн, прислоняется спиной к шкафу.

— Все липа, Джимми, — я не только себя имею в виду. Прости за резкость. Я симулировала вывих, который ты мне будто бы вправил, а потом убежала, чтобы ты последовал за мной: я должна была привести тебя на место операции.

Ким протягивает мне стакан, я качаю головой. Она осушает его залпом и продолжает:

— В автомат с пончиками поставили какую-то электронику и управляли им на расстоянии. Якобы труп — наш человек, ему вкололи даноксил: остановка дыхания и пульса, ненадолго, пока ты его воскрешал; фельдшер и его дружки тоже из нашей команды… Вот слепой был настоящий. Мы так и подумали, что ты захочешь убедиться в его слепоте, но, после предыдущих чудес, не усомнишься в исцелении.

— Он… по-прежнему слеп?