Евангелие от Фомы

С визгом растворились огромные ворота и Ирод, — лет сорока, рослый, черный, с чуть приплюснутым носом, красными губами и глазами с поволокой, нарумяненный и надушенный, как и его отец — униженно улыбаясь, склонился перед сидящим на прекрасном коне представителем могучего Рима, Вителлием. На прекрасном латинском языке тетрарх приветствовал его с благополучным прибытием и в самых льстивых выражениях благодарил за помощь. Вителлий — мускулистый, загорелый, с четким профилем и холодно-серыми глазами — сошел с коня и, покосившись на своих ликторов, с подчеркнутой небрежностью коротко отвечал на приветствия тетрарха, а затем, тотчас же отвернувшись, подал знак легионерам. И тяжелым, мерным шагом легионеры, распространяя густой запах пота, прошли сквозь башенные ворота мимо Вителлия и довольного Ирода на обширный, весь выстланный тяжелыми каменными плитами двор замка. В дороге Вителлий решил было показать иудеям свои войска в полном блеске, но потом раздумал — не стоит! — и не приказал даже солдатам снимать чехлов со щитов… А потом опять передумал: те подумают, что он для их удовольствия закрыл чехлами изображение цезаря на щитах, — они ненавидели всякие изображения — и перед входом в крепость он приказал чехлы снять… Солдатня Ирода радостными криками приветствовала освободителей, но, завидев изображение цезаря, остыла. Римляне только презрительно косились на них… За легионерами, звонко цокая копытами по каменным плитам, втянулся обоз воинский — длинная вереница крупных, длинноухих мулов…

— Итак? — немножко насмешливо улыбнулся Вителлий.

Ирод с улыбкой показал через широко открытые ворота вниз, к Мертвому морю: там, на равнине, к югу пестрели шатры кочевников. Пренебрежительная улыбка скользнула по лицу Вителлия.

— Я хотел завтра послать Харету приказание очистить Перею, — сказал он, — но, видимо, надобности в этом не будет…

И он указал на всадника, — отсюда, с высоты, он казался игрушкой — который, подымая золотую пыль, несся по направлению от Махеронта к лагерю кочевников, по-видимому, с вестью о подходе римлян.

Ирод, довольный, рассмеялся и снова рассыпался в льстивых выражениях благодарности.

— Прошу тебя, благородный Вителлий, принять мое скромное гостеприимство… — склонился он перед римлянином. — Отведенные тебе покои ожидают тебя…

И тетрарх сам повел дорогого гостя во дворец.

Утомленный дорогой и солнцем, Вителлий с удовольствием отметил пышную роскошь и прохладу отведенных ему комнат. Несколько рабов — все это были хорошенькие девушки и не менее хорошенькие, похожие на девушек юноши — безмолвно склонились перед тетрархом и его высоким гостем. Вителлия потянуло взглянуть на вид, который открывался из покоев, и вместе с Иродом они вышли на просторную террасу.

— Да, местечко ничего себе… — оглядевшись, сказал Вителлий.

Махеронт лепился на самой верхушке черной базальтовой скалы. Жутко было смотреть в пропасти, которые зияли вокруг массивных стен огромной крепости. Слева серебристо блестело Мертвое море, за ним темнел Энгадди, а прямо, через солнечную ленту Иордана, на самом горизонте, как марево пустыни, мрел розовый теперь Иерусалим, над которым вздымалась темная громада башни Антония и пылал своей золоченой кровлей храм. Правее и ближе виднелся среди пышных пальм своих Иерихон, а сзади замка в диком и величественном беспорядке громоздились вершины гор заиорданских, дикая страна, полная всяких легенд и обитаемая демонами. Склонявшееся к западу солнце жгло. Ирод чуть повел подкрашенной бровью своей к рабам, и над огромной террасой быстро и бесшумно, точно сам собой, протянулся синий велариум.

Вителлий оглядел крепость. По зубчатым стенам и тяжелым башням стояли дозоры Ирода и, блистая шлемами, уже бродили его легионеры. По дворам внизу суетилась бесчисленная дворцовая челядь тетрарха: слуги, танцовщицы, евнухи, лекари и собиратели трав, астрологи, писцы, солдаты, пастухи, конюшие, повара и прочие, и прочие, и прочие. Дворец-крепость был, в сущности, целым городком. Достаточно сказать, что в его подземельях, вырубленных в скале, хранилось вооружение и всякие запасы для целой армии…

— Да… — проговорил Вителлий. — Напрасно, кажется, поторопился я: в такой обстановке ты без большого неудобства мог бы подождать годок-другой…

Польщенный, Ирод весело расхохотался.

— Ничего, живем… — сказал он. — Но все это, если позволишь, мы посмотрим потом, благородный Вителлий. А теперь, может быть, перед тем как подкрепиться с дороги, ты хочешь омыться и немного отдохнуть?..

— Это было бы хорошо…

Они снова вернулись в торжественно-пышные покои.

— Так я оставлю тебя пока… — сказал тетрарх.

И полуобнаженные рабы и рабыни, подобострастно ловя каждое движение военачальника, роем окружили его…

А Ирод приказал сейчас же вызвать к себе одного из домоправителей своих, Хузу, который пользовался особым его доверием.

— Ну? — строго спросил его Ирод.

— Все готово, государь… — чуть не до земли склонился Хуза, толстый, с едва видными глазками, франтоватый сириец. — Ждем только слова твоего…

— А музыканты? А танцовщицы?

— Все готово, государь…