— А мне можно идти с вами?.. Я… всем вам служить буду… я буду служить тебе…
— Так что же?.. И очень хорошо… — сдерживая биение сердца, отвечал Иешуа, и Иаков видел, как по смуглому лицу его двоюродного брата прошел легкий румянец.
В душе его рвала и метала смертельная боль…
Вечером, когда затеплились звезды, подошли, возбужденные и радостные, капернаумцы. Ушастый, добродушный Матфей всем радостно улыбался своим большим, сочным ртом. И веселая трапеза долго задержала всех около огонька на дворе под звездами… А утром, на зорьке, после молитвы, оживленная, пестрая толпа паломников, с котомками за плечами и длинными посохами в руках, двинулась в путь. Было росисто, свежо, солнечно — это шествие молодого пророка было радостным прологом к уже близкому царствию Божию…
Иаков Клеопа долго смотрел вслед толпе тяжелым, обреченным взглядом, потом вздохнул и, сев в свой приятно пахнущий сыростью челнок, тихо поплыл безмятежно сияющим озером — так, без цели, куда глаза глядят…
XXIV
Они шли, обручающиеся правде, вдоль пышноцветущих берегов смеющегося солнцу серебряного озера, — Галилейское озеро редко бывает голубым — среди восторженного гомона весны, в радостном блистании солнца. Слух, что пропавший было без вести молодой назаретский рабби жив, что он вернулся, точно на крыльях этих ласточек и чаек распространялся по всем окрестностям озера и всюду, в этих попутных деревеньках, на уютных хуторках паломников встречали радостные улыбки и приветствия: сердца людей при виде его зацветали, как эти сады под поцелуями солнца. И толпа за ним нарастала все больше и больше: хотелось улететь от повседневности, преобразиться, обнять всех и все, удивить не только всех, но и самого себя… Позднее в этих местах нестерпимо донимает москит, — недаром сам дьявол тут носил название Вельзевула, то есть царя мух — но теперь путь-дорога по цветущей земле была одним сплошным наслаждением…
Оставив в стороне крепость Сепфориду, подошли к пышной, языческой Тивериаде. Правоверные — дабы не оскверниться — избегали заходить в этот город, но галилеяне смотрели на дело проще и с пением псалмов ввалились в суету городских улиц. Тивериада была построена сравнительно недавно Иродом и названа так в честь императора Тиверия. Галилеяне, робея, дивились ее пышным храмам, ее дворцам, ее колоннам в каменных завитках, поглазели боязливо и на солдат Ирода, и на суровых римских легионеров, и на смотревших на них с улыбкой язычников… Но что им была вся эта «слава мира сего», когда уже близко, у дверей, стоит светлое и святое царствие Божие, в котором они, бедняки, будут хозяевами?!
И снова вышли они из каменной Тивериады в цветущие луга и рощи. Со всех сторон подбегали к ним, присоединяясь, паломники во святой город. В толпе стоял радостный, горделивый говор:
— Его, говорят, сам Иоханан в Иордане крестил… И прямо так и говорил всем страдалец: я, говорит, что!.. А вот, говорит, за мной который идет, это уж будет настоящий… Я недостоин и ремни на сандалиях его развязать… Вот тебе и законники!.. Все, бывало, твердили: ничего путного из Назарета выйти не может… А теперь что скажешь?! Ха-ха-ха… Да что: бывало, носа в Иерусалим не покажи — чуть что, сейчас и «дурак галилейский!»… А теперь?! Ха-ха-ха…
— А, может, он сам Мессия и есть… — сказал кто-то восторженный.
— Болтай еще! — деловито остановил другой. — Перед Мессией должен придти Илья…
— А Иоханан кто? — задорно возразил третий. — Он и есть Илья…
— Так какой же он Илья, когда он Иоханан?!
Весело захохотали: здорово срезал! И что там разбирать: Иоханан, Илья, Мессия? Что они, книжники, что ли? Там разберут… Он зря народ не поведет — он свое дело знает… Вон в Мириам магдалинской семь бесов сказывают, сидело, а теперь, гляди, идет за ним, как овечка, и глаз поднять не смеет…
— А в Назарете, говорят, вино в воду превратил…
— Не вино в воду, а воду в вино — экий дуралей! Хлебнул, должно, сикеры-то перед походом! Захохотали дружно и весело.
— И совсем не в Назарете, а в Сихеме… И на колодец, говорит, не ходите: у всякого дома будет сколько угодно…
— Чего?
— А воды…
— Эка плетут, эка плетут!..
— Да это что! — послышался другой восторженный голос. — А вот, сказывают, жил тут в пещере бесноватый один — такой злющий, что всякий и пройти мимо боялся… Он смолоду чего-то, сказывают, натворил, его от синагоги отлучили, а он еще пуще того озлобился, богохульствовать стал. Тогда его каменьями закидать хотели… Он убежал и предался бесам… И вот будто вышел он навстречу рабби и хотел зло какое-то учинить, а тот, — голос восторженно дрогнул, — остановился, посмотрел на него, поговорил с ним, обласкал его и тот будто обмяк совсем да и заплакал. И бесы будто из него сейчас же все вышли да в свиней и бросились… Вот это так чудо!..
— А он, сказывают, велит все бросить, кто хочет идти за ним…
— А как же?.. — отвечал Иоханан Зеведеев. — Двум господам не служат…
— Так что же, вы так все хозяйство и нарушили? — спросил кто-то Андрея, который все слушал, но сам помалкивал.