Чувствовал себя полным идиотом, точнее крохотной игрушкой в чьих-то сильных руках. Притом, что эти самые руки, не были руками чистыми, скорее грязными, испачканными в крови. Подняв с земли увесистый камень, я со злостью швырнул его в кусты. Оттуда выскочил заяц и ринулся наутёк. Почва под ногами была мягкая и запах мха, прелых листьев, заставил набрать в лёгкие как можно больше воздуха, задержать дыхание и насладится здешним великолепием. И обрадоваться хотя бы тому, что жив, руки, ноги целы и есть возможность найти людей. Новые мгновенья в жизни – это ещё одна возможность для каждого человека изменить что-то к лучшему. Исправить. И сделать близких людей счастливыми.
Я вышел на дорогу и пошёл по песчаной обочине в сторону города. Мимо проносились машины, я смотрел на номера и не мог понять, к какой стране они имеют отношение. Вот пролетела «Вольво», почти как новая, только старой модели. Годов так эдак семидесятых. Такой же выскочил из-за поворота «БМВ», красного цвета и, рыча, обдавая ядовитыми выхлопами, исчез. Грузовики военного образца, хотя я не такой большой автолюбитель, но общие представления имел. Пусть и не глубокие. К городу мне удалось добраться ближе к обеду. Наручные часы показывали час дня и, если им верить, не мешало бы подкрепиться.
Погода портилась и, оказавшись среди городских домов и улиц, я пытался прочитать вывески на магазинах и не мог. Язык был не английский, не французский и никакой другой. Архитектура старинных строений поражала, и оставалось только догадываться, кто положил первый камень на этой земле. Пыль, осевшая на фасадах кирпичных зданий, закрывала гипсовые фигурки различных животных. Невозможно ясно и чётко разглядеть, кто прятался под огромными крышами. Маленькие причудливые зверьки застыли в странных позах, и никто не мог их разбудить и вдохнуть хоть маленькую толику жизни. Ни ветер, ни дождь, ни ураган.
Стёкла высотных зданий казались мрачными и практически не отражали солнечного света. Здесь давно не было дождя и весна медленно, неуверенно пыталась вступить в свои права. Не спасали парки, озёра, которых в огромном и шумном городе было достаточное количество. Разбитый на мелкие районы город категорически не принимал туристов, как будто боялся их. Отталкивал всеми доступными способами и не хотел, чтобы кто-нибудь посторонний проник в святая святых и докопался до истины. Заставляя всё новых и новых приезжих сутками напролёт бродить и искать нужную улицу или станцию.
Люди толкались, нервничали и ругали тех, кто придумал бесконечное количество лабиринтов, череду магазинов, офисов и лавок. Машины громко сигналили и не уступали друг другу дорогу. Их клаксоны издавали заунывные звуки, похожие на плач гиен, голодных и злых, в пустыне. Пузатые, цветные автобусы, словно океанские черепахи, медленно ползли по мягкому асфальту, по длинной веренице, уходящей едва ли не в горизонт. Узкие дороги давно нуждались в том, чтобы их расширить, но, увы, никому до этого не было никакого дела. И роскошные гостиницы, бары и рестораны, соседствовали с городским кладбищем и свалкой. Их хозяева закрывали для посетителей окна толстыми цветными стёклами, внутри помещений на полные мощности работали кондиционеры, но когда дул северо-западный ветер, постояльцам ресторанов, как впрочем, и местным жителям, становилось трудно дышать от мерзкой вони после зимы.
Наверняка городские чиновники обещали исправить ситуацию, клялись на встречах со своими избирателями, что вот-вот и дело сдвинется с мёртвой точки, однако через день, два, забывали обещания, и на этом всё заканчивалось. Город, словно цветная мозаика на фасаде собора Святого Петра, пестрил всеми национальностями, и кого именно в нём было больше, испанцев, немцев, евреев, поляков, или русских, тоже никто не знал. И город продолжал расти, расширяя свои владения на все стороны света. Мелкие деревушки исчезали в огромном чреве «исполинского кита», вместе с лесами, дорогами и болотами. Жители деревень не сопротивлялись, потому что большая их часть давно облюбовала питейные и игорные заведения в городе и не собиралась с ними расставаться. Кто-то находил работу, жильё и, бросая деревню, навсегда переезжал в мегаполис. И после, с крыш небоскрёбов наблюдал, как многотонные машины, своими широкими гусеницами, давили в щепки крохотные домики, смешивая их с грязью и пылью.