В холле сторож объяснял всем желающим, что он совершал обход в другом крыле здания, что он всегда начеку и никогда не спит на работе. Они вместе обошли здание распахивая двери и включая свет в пустых, будто выжидающих комнатах. В архиве дверь, которая должна была быть закрытой, была распахнута, та же участь постигла запертый дотоле шкаф, но в остальном никаких изменений не наблюдалось. Нетронутый запечатанный свиток лежал под листами зеркально чистого стекла, словно саван из музейной экспозиции. Ничего важного не пропало, никакого ущерба, по-видимому, нанесено не было. Но незаурядное событие и последовавшее за ним полицейское расследование вселило беспокойство в жизнь Центра. Внезапно создалось впечатление, что Центр находится на передовой, при этом причины войны не известны, а участники не объявлены.
— Мы не должны терять бдительность, — сказал Кэлдер сотрудникам, собравшимся на следующее утро в его кабинете. — Мы постоянно должны быть начеку. — На столе лежал номер «Иерусалим пост». «Незаконное проникновение в Библейский центр», — гласил заголовок. Какова была конечная цель — неужели похищение нового свитка? Журналисты связались с Библейским центром, чтобы работники подтвердили либо опровергли это предположение. Можно ли взглянуть на документ? Может ли директор сделать официальное заявление: не о взломе, а о самом свитке? Правда ли, что там содержится свидетельство апостола, предавшего Иисуса? Подделка ли это? Махинация?
Международная пресса вскоре пошла по стопам прессы национальной. Можно сфотографировать, можно взять интервью? Телефонные звонки раздавались в самом Центре, в пристройке, в домах сотрудников. «Иудин текст пошатнул основы христианства», — гласил заголовок лондонской «Таймс».
— Нам нужно контролировать информацию, — сказал Гольдштауб членам комиссии. — Пресс-релизы, официальные интервью. Мы должны управлять потоком информации. Мы должны предугадывать события, а не реагировать на них. — В голосе его слышалось отчаяние. Он был словно король Канут Великий,[113] призывающий сопротивляться встречной волне.
— Вы можете подтвердить слухи касательно текста? — спросил журналист у Кэлдера под зловещим взглядом телекамеры. — Вы отрицаете, что он ставит под сомнение некоторые основные догматы христианства?
Кэлдер вежливо улыбнулся софитам и элегантно ушел от прямого ответа:
— Я бы назвал это еще одной точкой зрения. Отличной от других.
Именно тогда впервые появились Дети Бога. Никто толком не знал, откуда они взялись, но они собрались у входа в Библейский центр с плакатами и транспарантами, явно намереваясь помолиться за души тех обреченных, что были заперты в здании. На боку их фургона было коряво выведено краской: «Бог прекрасен».
Лео отправился на переговоры. Погода испортилась, после обеда полил дождь. Над городом, как грязное белье, висели серо-голубые тучи; асфальт еще не успел просохнуть. Через дорогу стояли протестующие — человек шесть-семь, мужчины и женщины. Одна из женщин держала на руках ребенка. Люди эти были молодыми, но их загорелая кожа из-за постоянного пребывания на солнце растрескалась, как сухой пергамент, отчего они казались старше своего возраста. Волосы у Детей Бога слиплись, а пахло от них сыростью.
— Чего вы добиваетесь? — спросил Лео. Но они смотрели сквозь него, мимо него, по касательной.
— Слово принадлежит Господу, — сказали они ему. —
— Все, что мы делаем, — это читаем текст, обнаруженный во время археологических раскопок, — попытался оправдаться Лео.
— Все это записано, — сказал мужчина. — Там, в Книге Откровения. — Он возвел очи горе и принялся цитировать: — И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем. — Он уставился на Лео. — Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?[114]
Работа над переводом продолжалась. Члены комиссии переписывали и вычитывали, взвешивали каждое слово, перебирали всевозможные варианты, спорили, критиковали, опровергали и размышляли. Дебаты всегда проходили на повышенных тонах, как будто каждый участник отстаивал личные интересы.