У Лео забурлило в животе. Как вам такая библейская фраза, хороша? Сойдет. В Новом Завете кишки, греческое
И осталось только одно предложение, последняя фраза Иуды Искариота, известного также под прозвищем Нож:
ΤΟΣΩΜΑΤΟΗΡΜΕΝΟΝΕΤΣΦΗΛΑΘΡΑΠΑΡΑΠΟΛΙΝΙ
ΩΣΗΦΗΉΣΚΑΛΕΙΤΑΙΡΑΜΑΘΑΙΜΖΟΦΙΜΕΓΓΤΣΤΟΤ
ΜΟΔΙΝΕΩΣΑΡΤΙΓΙΝΩΣΚΕΙΟΤΔΕΙΣΤΗΝΤΟΠΟΝ
ΤΟΥΕΝΤΑΦΙΑΣΜΟΤΑΤΟΤ
Лео тщательно просмотрел буквы, разделяя слова, проверяя возможные разночтения, убеждая себя, что это означает именно то, что написано, что эту последовательность нельзя толковать иначе:
ТО ΣΩΜΑ ТО ΗΡΜΕΝΟΝ ΕΤΣΦΗ ΛΑΘΡΑ ПАРА
ΠΟΛΙΝ ΙΩΣΗΦ ΗΤΙΣ ΚΑΛΕΙΤΑΙ ΡΑΜΑΘΑΙΜΖΟΦΙΜ
ΕΓΓΤΣ TOT ΜΟΔΙΝ ΕΩΣ ΑΡΤΙ ΠΝΩΣΚΕΙΟΤΔΕΙΣ
ΤΗΝ ΤΟΠΟΝ TOT ΕΝΤΑΦΙΑΣΜΟΤ ΑΤΤΟΤ
Он написал перевод, как наяву слыша последние слова Иуды, последнее признание — усталое, сухое:
Лео стоял по колено в соре общепризнанных убеждений, среди обломков девятнадцати веков веры, в руинах мириад драгоценных иллюзий. Теперь он знал наверняка. На третий день воскрешение не произошло. Он знал, что в священную субботу группа людей — людей, несомненно, наделенных верой — подошли к гробнице и в темноте принялись отодвигать камень. И одним из них был человек, известный всему миру не под древнееврейским именем Савл, а под греческим именем Павел: Павел из Тарса. Апостол святой Павел.
Он был там, у гробницы. Он видел мигающие огоньки, слышал нетерпеливые голоса. Он видел, как люди заходили в тесную пещеру, где лежало изувеченное тело. Он последовал за ними, вдохнул запах сырости и смрад крови, густое амбре мирры и ладана. Они знали, что обесчещены. Они хорошо помнили слова: «Всякий, кто коснется тела убитого, или умершего своей смертью, или человеческих костей, или гробницы, утратит чистоту на семь дней». Они знали, что само пребывание там — бесчестье, скверна.
Свет ламп вымывал борозды в холодном воздухе, отбрасывая безобразные тени на стены. Лео видел их. Тело, должно быть, было скорчено нелепой смертельной судорогой, негнущееся тело, члены которого торчали, словно ветви подгнившего дерева. Он ощущал их присутствие. Люди, должно быть, что-то бормотали, о чем-то спорили, и взволнованные их споры смешивались со страхом. Он слышал звуки, чувствовал отверделую плоть, вдыхал запахи мирры и крови, ладана и разложения.
«Оставьте покровы. Возьмите его. Ради Бога, не уроните».
И все-таки
«Поднимите его. Теперь назад. Я поведу вас. Втяните головы». — Они выносят нелепый труп через проем в благословенную ночную прохладу, где во мраке уже поджидает повозка, а лошади недовольно фыркают и переступают копытами. Люди поднимают труп и кладут его на доски, конечности глухо ударяются и скользят. Затем следует жуткая поездка, прочь из Святого города, по узким ущельям, по мощеной дороге, проложенной римлянами, по предгорьям… Над иудейскими холмами тем временем всходило солнце. И этот рассвет узрел женщину из Магдалы, что подошла к гробнице и обнаружила, что камень отодвинут.