Евангелие от Иуды

Мысли одинокого священника во время грозы: он не может игнорировать дождь, тем более такой дождь – первобытный, грозящий новым Всемирным потопом. Он не может просто думать о фрагментах папируса, которые он расшифровывает для Всемирного библейского центра, этих бесценных ошметках, чье появление всколыхнуло мир текстового анализа, или о проповеди, которую он должен будет прочесть во время мессы в следующее воскресенье. Он не может думать об этом, видя подобный дождь. Когда гром рокочет над куполами города, словно кто-то двигает мебель в небесной приемной. Когда молнии освещают лицо города внезапной мертвенной бледностью, бледностью дуговой лампы. Вопрос истоков. Где же вы были, несчастные сомневающиеся священники, когда я закладывал фундамент Земли? У дождя есть отец? Или это всего лишь совокупность статического электричества и водяных паров, перехлест воздушных потоков, теплых и холодных, рассеивающий энергию водородной бомбы с беспечностью ребенка? В каком направлении ветвится молния? Кто вырезает русло для ливня и прорубает путь громовым раскатам?

О чем они думали, когда Он утихомиривал бурю? Принесло ли это им счастье? На Галилейском море случаются непродолжительные, яростные бури. Ветер спускается с Голанской возвышенности, страны гадаринцев, и мчит вниз, как стадо диких кабанов, и врезается в воду. Движущиеся массы воздуха, глобальное потепление, внезапное смятение, столь же внезапная тишь. Что же произошло в этом случае? Иди они считали, что плавание в компании этого человека; казалось бы, способного совершать метеорологические чудеса, пройдет без сучка без задоринки?

«Что вы так боязливы, маловерные?»[48]

А затем возникла фигура – человек в капюшоне, бегущий сквозь струи дождя и юркнувший под навес рядом с ним.

– Господи, как неудобно, – сказал человек. – Не совсем уместное слово, правда? Лучше сказать, «мама дорогая». Мама дорогая,как же неудобно! – Она стряхнула воду с «капюшона», оказавшегося пластиковым пакетом с логотипом супермаркета, и улыбнулась ему сквозь налипшие на лицо пряди. На щеках ее блестели капли воды, глаза радостно светились, как будто дождь, среди прочего, смыл несколько лет. – Понимаешь, я боюсь, что больше никого не будет. Я звонила тебе, чтобы отменить мероприятие, но были проблемы со связью, и я не смогла дозвониться.

– По-моему, телефон еще не подключен. Я звонил на АТС, но ты же знаешь, как они работают.

– Поэтому я и пришла.

– А остальные?

– Мне очень жаль, Лео. Остальным я все же дозвонилась И отменила встречу. Но я же пришла, и мы могли хотя бы взглянуть…

Он попытался отказаться, предложил перенести осмотр на другой день, но она оставалась непреклонной.

– Я очень хочу это увидеть, мы же ужездесь, Господи! Давай же. Если тебя не смущает то, что ты будешь наедине с женщиной, конечно. Должна сказать, – она насмешливо но заинтересованно осмотрела его с ног до головы, – на священника ты не похож.

– А это тут при чем?

Мэделин улыбнулась, вынимая платок из сумки и вытирая лицо.

– Мы не спровоцируем скандал. Священник в церкви наедине с женщиной. Думаю, всякие новости-хреновости ничем не смогут поживиться, правда?

– Новости?…

Она рассмеялась.

– «Новости со всего мира». Газета такая. Боже мой, из какого монастыря ты вылез? Идем же, покажешь мне все.

Они зашли за угол – раскат грома совпал со взрывом смеха Мэделин – и приблизились к двери. На доске объявлений в вестибюле висело пожухлое расписание месс и плакат, сообщавший, что недавно проводился месячник Всемирной Миссии, и напоминавший, что в мире живет множество людей, которым гораздо хуже, чем вам. Внутренняя дверь, скрипнув, распахнулась и с шумом захлопнулась у них за спиной. Они оказались внутри церкви – под сводами настоящего склепа: там было так же пусто, пыльно, сыро и холодно, как в саркофаге. Серые колонны возносились к влажному, изрезанному тенями потолку. В помещении едва слышно пахло ладаном, въевшимся в воздух, как нафталин в старомодное платье. Лампада тускло горела в дальнем темном углу, с фрески на колонне на посетителей взирала чья-то фигура, подобная призраку. Снаружи лил дождь, и многообразие внешнего шума напоминало вой могучего ветра – возможно, ветра Пятидесятницы.

Мэделин небрежно поклонилась алтарю и быстро зацокала каблучками узких туфелек по полу, разрисованному спиралями и кругами, к единственной иконе в зале. На ней было изображено погребение Христа. Непрофессионал мог бы отнести работу к тринадцатому веку, но на самом делеона датировалась веком пятнадцатым и была уже слегка устаревшей по стилю к моменту создания.

– Ну? – нетерпеливо спросила Мэделин, стоя перед усопшим Спасителем и глядя на Ньюмана. Их разделял выложенный щербатой мозаикой пол. – Где же обещанные секреты?

– Б ризнице.