– Неправильно?! – Он повышает голос. Она шикает, озираясь по сторонам: не слышит ли их кто-нибудь? Но в кафе сидят лишь офицеры, за два столика от них; четверо офицеров с парой итальянок. Девушки смеются над чем-то услышанным. А в отдалении женщина в широкополой шляпе с перьями,
– Тише!
Принцесса Касадеи смотрит на них и наклоняет голову в сторону Гретхен. Лицо ее выражает вежливую заинтересованность. Как себя чувствует фрау Хюбер после ужасной трагедии?
– Мы
– Ради Бога, говори потише! А если это так, если мы не сделали ничего предосудительного, то почему погиб Лео?
Хороший вопрос при сложившихся обстоятельствах: почему
– Потому что идет война, – ответил Франческо. – Вот и все. Если ты не думаешь, что Господь вершит свою волю руками американского пилота, то да, все это – судьба, фатум, стечение обстоятельств, как угодно.
– Это наказание.
– Весьма странный способ наказать человека – убить другого. Что же это тогда за Бог? Едва ли его можно назвать милосердным и любящим.
– Ты еврей. Что ты знаешь о Боге?
– Я думал, это мы его придумали.
Гретхен тщательно подбирает слова, как подбирают смертоносное оружие:
– Возможно, вы и придумали Бога, – говорит она, – но вы же его и убили.
Воцаряется молчание. В этих словах слышится неизбежность. Она не может отменить их, вернуть. Достаточно мгновенной вибрации воздуха. Они произнесены.
Франческо медленно встает. Что удивительно, он исполнен чувства собственного достоинства. Он встает, наклоняется и кладет что-то на стол. Предмет – ключ – блестит на солнце, как вульгарная бижутерия. К нему прикреплена бирка.
– Это ключ от квартиры в Женеве, одолженный моим другом, в чье существование ты не веришь. Мы могли бы уехать туда. – Франческо выпрямляется и на миг застывает возле нее; преисполненный гордости, несмотря ни на что он производит сильное впечатление. – Быть может, мы когда-нибудь там встретимся. Кто знает?
Потом он разворачивается и уходит. Гретхен выжидает несколько секунд. Затем берет ключ, смотрит на него, словно не понимая, как он там оказался. «Улица Гранже», написано на бирке. И номер. Она кладет ключ в сумочку, встает и подходит к столику, за которым сидят отец и дочь Касадеи. Принц привстает и целует Гретхен руку.
– Дорогуша, – жалостливо говорит принцесса, – как же я рада, что ты так скоро решилась выйти на люди. Терпеть не могу этот изнурительно долгий траур, который всегда позволяем себе мы, итальянцы.
– Ганси, – шепчет она.
Он молчит. Сквозь ставни сочится бледный лунный свет. Он лежит на спине, скрытый в тени; огромная недвижная фигура, безутешная в своей скорби.
– Ганси?
Ответа нет. Но она, тем не менее, продолжает.
– Франческо Вольтерра – еврей, – говорит она.
Он отвечает, не сводя глаз с потолка. Силуэт его остается неподвижным.
– Откуда тебе знать? – Герр Хюбер тихо, невесело смеется. – Нет-нет, не нужно отвечать, не утруждай себя,
– Я больше не буду лгать тебе, Ганси, – шепчет она. – Больше никогда.
– Наверное, это тоже ложь.
– Это правда, – говорит фрау Хюбер. Она откидывает простыню, берет его руку и направляет ее к своему животу, к жестким волосам и теплым складкам внизу.
– Тогда ты должна сделать еще кое-что, – говорит он, – чтобы загладить свою вину.
– Кое-что? – Она трется о его пальцы. – Что именно?
– Ты должна отвести меня к нему.
Две черных машины блестят, как пара туфель лакированной кожи, туфли-лодочки с серебряными пряжками. Они неспешно катятся по узкой улочке и тормозят у одного из самых заурядных многоквартирных домов. Пятеро мужчин и одна женщина выходят из машин. Женщина показывает, куда идти, проводит своих спутников через арочный вход до застекленной кабинки портье.
Развернувшись у лифта, она решает подняться по лестнице, винтом уходящей вверх. Сворачивая на каждом этаже, где есть пролет и маленькое окошко наподобие иллюминатора, лестница устремляется к самой крыше. Мужчины следуют за женщиной и застывают в нерешительности, когда она доходит до последней лестничной площадки. Там, под стропилами, ужасно жарко, не продохнуть. В воздухе парят комочки пыли. Один мужчина – с потным лицом – аккуратно проскальзывает у нее за спиной и прислоняется к стене у двери. Остальные ждут внизу, как раз на уровне нижней ступени.