Благодарю читателя за трудовое свершение — прочтение дилогии «RRR», которая за два десятка лет работы над нею мне самому порядком надоела. Каюсь: это не диванная литература, от которой можно получать удовольствие в горизонтальном положении. В двух романах нет даже загадочных убийств или ярких порнографических сцен, которые нынче так популярны среди публики и благодаря которым она еще не совсем разучилась читать.
Накануне перестройки московские писатели, сорвавшись с идеологической привязи, удивляли общество своими неординарными дискуссиями в Центральном доме литераторов. Странно, однако в те времена я задумался: а какой бы тип получился, если бы все бредни большевиков по созданию нового человека воплотились в ком-нибудь?
К тому времени у меня сложились самодельные взгляды и подходы к литературе и вообще к искусству. Когда персональные компьютеры заменяли перфокарты с краевой перфорацией и спицы, позаимствованные в кружках вязания, я познакомился с теорией информации, которая помогла мне увидеть изящную словесность и иное искусство в специфической ипостаси.
Информация оказалась всеобщей категорией, такой же, как время и пространство. В искусстве она образная по преимуществу, следовательно, всегда многоплановая и комплексная, действующая на органы чувств и вызывающая радости или печали, короче говоря, эмоции, а в науке — понятийная, абстрактная, то есть то, что вызывает головную боль и скуку. Все это подкинуло мне отступнический вывод: главная функция художественной литературы — исследовательская. Как и науки, которая оперирует в основном информацией в форме понятий, цифр, описаний процессов и т. д. Они равноправны, друг друга дополняют, недаром же одна половина нашего серого вещества заведует понятиями, а другая — образами. А воспитание масс в духе верности коммунистическим идеалам — вроде бы для нее вовсе не первоочередное дело.
Когда в России кто-то задумывается, то обязательно получается крамола. Если художественная литература суть исследование, а уж потом отражение и воспитание, убеждал я сам себя, то художник, если он корректно его проводит, не должен отвечать за результаты. В те времена пословица «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива» не входила в число призывов ЦК КПСС к первомайским праздникам. Чтобы не нарываться на неприятности, я со своими убеждениями благоразумно не высовывался.
В самом деле, что такое информация? К. Шеннон гениально сформулировал: то, что устраняет неопределенность. Что не информация, то шум. Уж этого добра у нас всегда было навалом, и не только в литературе. Информация по природе своей оригинальна, первична, а шум — вторичен, банален. Значит, информация в художественном произведении — это открытие, большое ли, маленькое, но открытие. Или отрытие из-под спуда глупостей. Но произведение не может состоять из одних открытий, между ними должен быть как бы воздух, желательно не затхлый.
Потом откуда-то появились сомнения в том, что главный постулат существования и развития нашего мира вовсе не противоречия, ведущие к разрушению и уничтожению, а асимметрия. Это еще одна всеобщая категория? Оказалось, что многие герои «RRR» почему-то получились асиметричными друг к другу, а Главный Московский Лукавый вдруг предстал в произведении великим диалектиком… На нашу беду, материализм с помощью отрицания отрицания, тезиса, антитезиса и синтеза, а уж о так называемом историческом материализме даже вспоминать неприлично, устроил такую разруху в отечественных головах, что его в российском варианте следовало бы присовокупить к таким нашим неизбывно-постоянным достижениям как дураки и дороги.
Вот так и сложились в моей голове что-то вроде информационно-исследовательских подходов к художественной литературе. Сам придумал — сам и пользуйся.
Художническое исследование нового человека шло невероятно трудно, но мою задачу значительно облегчила горбачевская «катастройка», давшая богатейший материал для иронии и сарказма, и я в 1989 году закончил роман, назвав его не без претензии — «Стадия белых карликов». Писал как роман-предупреждение. Но вышел он к моему шестидесятилетию в издательстве «Московский писатель» лишь в 2000-м году, да еще с сотнями ошибок. Главным образом, в таких словах как «проза», «плюрализм», «высокообразованнейший»… Пришлось прятать тираж от критиков под кроватью, а если дарить книгу, то после нескольких часов напряженной борьбы с текстом.
Шли годы, а задумываться я так и не разучился, хотя это стало делом не коммерческим и даже весьма убыточным. Наблюдая над тем, что происходит в России, вообще в постсоветской ойкумене, я начал задаваться вопросом: а дилогия «RRR» так уж и не имеет никакого отношения к жанру воспоминаний о будущем?