Евангелие от Крэга

Он подымался за Иддсом в обеденный покой, прыгая по ступенькам как мальчишка. Надо же – выкрутился! И самым неожиданным образом: от него ждали нешуточной боевой науки, а он взамен этого придумал игрище, а уж в этом-то он был мастак! И все довольны. Теперь он сколько угодно его сердцу будет забавляться с наследником, сохраняя при этом вид наисерьезнейший, а наскучит – оставит вместо себя Дяхона и подастся какой-нибудь караван сопровождать, амант ведь обещался.

Перспектива открывалась самая радужная.

– На дорогу сегодня не пойду, – предупредил он аманта, налегая на пироги. – Сяду с отрядом возле ворот, так чтоб до любой напасти было рукой подать. А ты разведчиков вперед разошли, можно и из лихолетцев.

– У нас пирлюхи – самые надежные разведчики, – отмахнулся амант. – Вчера, если приглядеться, их наверху мелькало видимо-невидимо, а сегодня одна-две, не более. Похоже, подались вонючки к Межозерью, не ждали у нас такой отпор получить. Но ежели и там им не отколется, вполне могут по второму разу на нас попереть. Бывало.

– А обратно к себе в лес не уползли?

– И так возможно, – амант тоже налегал на снедь, было видно – битвы сегодня ночью не ожидается, – Только у себя они не залягут, бабы ихние не дадут: ведь ежели поднялись, то значит, совсем нечего есть. Раненых бросят да на закат подадутся, к Медоставу Ярому. Ох и чуден нектарный стан, и аманты поют там не врозь, а вотрое… Жалко будет, если гробанут.

Харр поглядел на него искоса, и ему почудилось, что солдатская душа аманта прикрыта не листовым щитом, а плетеной кольчугой, и в крошечные дырочки нет-нет да и проглядывает что-то мягкое, розоватое, точно тельце улитки. До слез жалеет, а вот чтобы подмогнуть – так это маком, и в мыслях не затеплится. Вот и он подавать такую идею не стал, не его это земля, не его заботы. Еще накличешь хворобу себе на шею.

– Я вот о чем думаю, – амант выбрал самый сладкий кус медового пирога и задумчиво покачивал им перед носом гостя. – Боюсь я в лихие времена выпускать на улицу владычицу дома моего. А она скучает. Ежели сегодня ночью тревоги не случится, приставлю-ка я тебя к ней обережником.

У Харра аж в глазах потемнело. Вот только холуйской должности ему и не хватало! Только намылился с караванами постранствовать…

– Аль не доволен? – изумился амант.

– Меня ты не спрашивай, мне в обережниках ходить не впервой, – умудрился вывернуться Харр. – А вот что ты доволен не будешь, так это я тебе наперед голову прозакладывать могу. Вот не поверишь: хоть бы раз мне с чести такой превеликой не бежать в темный лес, хорошо если не без порток. А уж было там что или не было, значения не имеет…

Иддс даже жевать перестал и молча уперся в гостя немигающими глазами цвета темного пива. Только сейчас Харр понял, что напоминало ему это лицо с двумя вытянутыми окружьями смоляного волоса, обрамлявшими глаз и часть щеки: ежели черное на белое поменять да три хохла на загривке вздыбить, то как раз получится голова диковинной птицы, обитавшей на крыше маленького замка принцессы Сэниа,

Амант сглотнул комок, застрявший в горле, и как-то не совсем внятно пробормотал:

– Слушай, я тебе как мужик мужику скажу – ты ж урод…

Харр только хмыкнул:

– А ты лет так через тридцать о том свою властительницу спроси; ежели ничего промеж нами не будет, так она тебе правду скажет, а вот если… хм… то и соврет.

– Утопить бы тебя в блевотине, потрох ты свинячий! – загрохотал амант.

– Не родился еще такой гад, чтоб меня с ног до головы обгадить, примирительно проговорил по-Харрада. – И кончим про владычицу дома. А вот дочку ты береги, шустра больно.

С тем и ушел к воротам, до смерти довольный, что и тут вывернулся. И пирог еще целый за пазуху прихватил, правда, незнамо с чем.

Ночь они прокоротали вдвоем с Дяхоном, прислонившись к теплой не по-ночному стене и поглядывая вверх, где, свесив ноги наружу, все время несли вахту два стражника, зорко вглядывавшихся в темноту: не зажужжит ли, наливаясь тревожным светом, вестник нападения? Но пирли иногда пролетали, со свистом рассекая влажный воздух – невидимые. Звезды мигали, чуть притушенные туманом, и никакой злобы не было в лучах скромной зеленоватой плошки… так светится глаз у сытого волка. Даже не верится, какой страшной она была всего седьмицу назад.

– Кажись, минуло нас лихолетье, – задумчиво проговорил Харр, глядя вверх.

– А у нас никто и не сомневался, – отозвался Дяхон. – Звезда-то была зеленая, нашенская. Своих не обидела. А правду бают, что это ты ее пригасил?

– Врут, – уверенно сказал Харр, разламывая надвое пирог и протягивая меньшую долю старому воину. – Сама погасла. А что, у вас всякое лихолетье со звезды-страшилки начинается?