Раздался хруст, слюдяные осколки, покрытые тонким слоем приклеившегося к поверхности песка, обнаружили чернеющую за ними дыру. Борб, стоящий на самом краю неширокой террасы, повторил движение Флейжа – и тут за слюдяным экраном открылся ведущий вниз наклонный лаз. Дружинники принялись молотить по замаскированным окнам, и скоро слюдяные осколки открыли им не менее дюжины отверстий, выстроившихся в ряд, так что ацтекская пирамида разом превратилась в подобие архаичного дота двухвековой давности – впрочем, джасперянам, не знакомым с земными историческими фильмами, такое сравнение прийти в голову и не могло.
– Но не мог же командор сам собой сюда провалиться… – растерянно пробормотал Пы.
– Естественно. Тем более что кто-то задвинул за ним эту заслонку, согласился Дуз. – Шоео, принюхайся – куда нам?..
– Здесь! – зверек, напряженный, как фокстерьер в погоне за уткой, уже ринулся в наклонный лаз, но Дуз успел ухватить его за хвост:
– Хоп! Без команды никуда. Ты еще понадобишься. Ких, ты самый юркий, пойдешь первым; как только очутишься внизу, доложишь обстановку. Чуть что не так – возвращайся. Ну, пошел!
Ких переложил десинтор из кобуры за пазуху, старательно прикрыв, чтобы не запорошило песком, и нырнул в дыру ногами вперед. Некоторое время он скользил относительно плавно, пересчитывая спиной гребенчатые уступчики, позволявшие обитателям пирамиды взбираться по довольно круто уходящей вниз трубе; струйки песка, обгоняя его, успевали, шурша по плечам, умчаться вниз, как бы оповещая хозяев дома о его прибытии. Но когда каблуки его сапог врезались в кучку песка, а всемогущий офит, перейдя на инфракрасное видение, позволил сориентироваться в обстановке, никаких следов владетелей этого подземелья он не обнаружил.
– Глубина – три моих роста, – коротко доложил он, посылая на поверхность свой голос. – Впереди горизонтальный коридор. Пусто. Продолжаю двигаться по направ…
Гулкий, ухающий удар уже не мог быть передан им наверх – но Дуз и Флейж, лежавшие на животе, свесив головы в дыру, отпрянули, когда прямо в лицо дохнуло сухой пылью пополам с ощущением беды. Шелестящий гул песчаного обвала достиг их ушей секундой позже…
Наверное, этот шум, подкрепленный упругим толчком, распространившимся на все подземелье, и привел Юрга в чувство. А может быть, пренеприятнейшее ощущение, когда кто-то пытался загнать тупой гвоздь в синтериклоновую перчатку на его левой руке.
– Не старайся, она непробиваемая, – как-то машинально прохрипел он, одновременно радуясь тому, что горловые хрящи, выходит, не повреждены.
– Врешь, – уверенно отпарировали откуда-то сзади.
В первый миг не было ничего, кроме дошедшего до икоты изумления: голос говорил по-русски. Но, с трудом побарывая непроизвольную пульсацию изрядно-таки травмированного горла, командор, окончательно пришедший в себя, сообразил, что это – всего лишь милость транслейтора. Он рванулся, пытаясь подняться, и не смог: запястья и щиколотки резануло топкими, но абсолютно лишенными упругости путами. Он слегка поерзал спиной по гладкой поверхности того, на чем он лежал, и не без удивления почувствовал под лопатками неширокую доску. Значит, если ему посчастливится освободиться, он еще будет куда-то падать. Что излишне. Так что не мешает срочно выяснить обстановку в тех пределах, в которых его голова способна поворачиваться. В помещении царил скорее полусвет, чем полумрак: окошко в потолке, забранное плетенной из веток решеткой, было затянуто то ли рядном, то ли матовым стеклом и с трудом пропускало солнечные лучи. Вторым ощущением была тошнотворная вонь, приносимая откуда-то издалека равномерными порциями, точно кто-то гнал ее сюда плавными махами крыльев. За головой шелестели и топотали. Уменьшенная сила тяжести – значит, аборигены не должны быть обременены могучей мускулатурой.