Евангелие от обезьяны (СИ)

Она откидывает прядь со лба. Когда-то я очень любил этот жест.

– Болячка вернулась, сынок, – вздыхает она с улыбкой, гладя его по голове. – Но маленькая. С пятирублевую монетку. И ненадолго. Тебе может стать немного хуже, но потом снова похорошеет. И болячку выгонят уже навсегда.

– Кто выгонит? Отто Иосифович?

– Нет. Ее выгонит добрый волшебник.

Она разворачивается и зачем-то неспешно несет Стаса обратно по коридору, в сторону кабинета. Неужто не понимает, что дед еще не оклемался?

– Ух ты! Добрый волшебник! А он придет к нам домой, да?

– Это как папа с ним договорится. Правда, папа? – и она смотрит на меня, ввинчиваясь в мозг верящим, мать вашу, бесконечно и убийственно верящим взглядом-буравчиком.

Этот взгляд красноречивее пилы, которой тебе отпиливают руку. Так девочки смотрят на парней, лишающих их девственности. «Ты ведь меня не обманешь, правда?» И нет в мире ничего пронзительнее таких взглядов. Поэтому парни, лишающие девочек девственности, обычно не смотрят им в глаза.

– Посмотрим, – отвечаю, отвернувшись к грязно-салатовой стене, на которой висит плакат с разрезом человеческой головы. – Добрые волшебники – они ведь ужасно занятые люди. Иногда им приходится колдовать на расстоянии. Вот Дед Мороз – он же не всегда приходит, чтобы самолично вручить тебе подарки. Иногда он ночью кладет их под елку и сразу же улетает. Потому что у него мало времени и его ждут олени.

Интересно, доживет ли он до Нового года, думаю я. А если доживет, будет еще дома или уже в больнице? В больнице всегда искусственная елка. Зато там много разных Дедов Морозов. Активисты благотворительных организаций, артисты, хоккеисты сборной. Всем хочется войти в новый год подобревшими и смывшими бытовую грязь. Детская онкологичка для очищения тонких душевных покровов – самое то.

Я останавливаю Веру, разворачиваю снова к выходу, обнимаю обоих и говорю:

– А знаете что? Я решил: мы можем не ждать, когда Стас подтянется на турнике, и купить ему бакуганов прямо сейчас. Гидроноида и Драгоноида, так их зовут? За то, что мальчик пролежал целых три часа без наркоза. Это ведь мужественный поступок, как ты думаешь, мам? Айда за бакуганами, а!

– Уррааа!!!! – кричит Стас на всю больницу, взмывая руки вверх так, что Вера едва его не роняет.

Но крик его заглушают автоматные очереди.

Откуда-то снизу. Со стороны лестницы. Той самой, по которой недавно поднимались Стас с Аристархом Андреевичем.

Видимо, прямо сейчас за бакуганами не получится.

Я перехватываю Стаса, мы в очередной раз разворачиваемся вокруг своих осей и бежим к кабинету Отто Иосифовича. Но чертова дверь не открывается. Должно быть, когда ею хлопали за дедом, она закрылась на собачку.

Пока Вера стучит кулачками в белый пластик и зовет Кагановича, я ставлю Стаса на ноги и пробую три двери по соседству. Все они тоже заперты. Арии «калашниковых» раздаются все ближе. Больше в этом крыле кабинетов нет.

Что за хрень? Милицейская погоня за бандитом, не придумавшим ничего лучше, кроме как спрятаться в детской онкологической клинике? Или, конченные некомпетентные уроды, вы не только умудрились дважды упустить обычного журналюгу, но и в очередной раз прозевали террористов?

Нет. Не говорите мне, что вы в очередной раз прозевали террористов. Не говорите мне…

Когда бледный, ничего не понимающий и основательно выпавший на измену ординатор наконец впускает нас в кабинет Кагановича, в противоположном конце коридора материализуется человек в камуфляже. Перед тем как дверь снова захлопывается, я успеваю разглядеть маску и направленные в потолок снопы из дула – и становится ясно, что это не милицейская погоня.

Я закрываю дверь. Она обдает меня терпким горячим воздухом, в котором, как сейчас кажется, отсутствуют молекулы.

– Всэ выходим в карыдор, быстро, билят! На счет «тры» стыриляю на поражение, нах! – каркает в подтверждение моих догадок человек из-за двери. И дает еще несколько коротких очередей.

Но нэт, нэ усё так просто, красаучик! Чик-чирик, мы в домике. Я запираю замок с собачкой на два настоящих, дополнительных, больших оборота. И достаю из-за пояса травмат Эрика. Насмерть он не бьет, как мы сегодня эмпирически выяснили. Но похож на реальный «макаров» и потому, возможно, способен напугать… Знаю, да: жидковато. Но на безрыбье и палка стреляет, и это лучше, чем ничего.

В домике нас оказывается семеро. Мы втроем, Аристарх Андреевич в валидольных парáх, Отто Иосифович, ординатор и та самая лаборантка, которая так и не ввела тогда Вере инъекцию успокоительного. Вера абсолютно бессмысленно зажимает ладонью рот Стаса, который единственный из всех не испугался. Остальные, конечно же, встали дрожащим сгустком у окна, строго напротив входной двери. Так, чтобы этот псих, кем бы он ни был, сэкономил патроны и пристрелил их теми же пулями, которыми будет сбивать замок. Какая трогательная забота о ближнем, господа! Я едва успеваю перетащить их в левый от двери угол. Теперь, чтобы все попали в сектор обстрела, ему придется как минимум войти в кабинет. А я уж тут как-нибудь попробую его встретить.