Евангелие от рафаила или всё путём

После краткого бунта, вызванного желанием Вриосекса остаться на площади, подвергаясь хлябям, дабы развернуть деятельность по соблазнению костромичек, все мы были увлечены Командором в расстилавшуюся впереди гостиницу. Только здесь, рухнув на скрипучие пружины и воздев гор'e утомлённые конечности, сумели мы оценить мудрость Командора, предвидевших миг сей и в предвидении своём озаботившихся касательно лежбищ.

СЛЕПА ШИРОКАЯ МАССА

БЕЗ КОМАНДОРСКОГО КОМП'AСА

(ГЛАВКУЛЬТ

)

Что ожидало нас во главе, например, с Начфином? - жалкое прозябание на пыльных улицах под тщетные потуги Вриосекса, не более! Командор же даровали нам сон и покой, не исключая оппозицию, бессовестно наслаждавшуюся дарованным, но и во сне продолжавшую бурчать и гневно отрыгивать винным соком. В распахнутые окна проникали звуки главной улицы, составлявшие в сумме по 30 децибел на каждое ухо. Мы спали чутким сном фронтовиков, и машины на улице налетали, как снаряды артиллерийской подготовки, и никто не знал, который из снарядов угодит в его скрипучий окопчик.

Вечерело, когда мы, освежённые, снова явились на улицах Костромы на предмет ужина. Выкушали в столовке блины с омлетом, а некоторые - даже дважды. После чего почва для оппозиционных настроений окончательно исчезла. Один лишь Демагог что-то попытался произнести насчёт древних приёмчиков с хлебом и зрелищами, но Широкие Массы издали лениво помахал ему чугунной своей дланью, чем и поверг в молчание.

Двинулись к Дебри; от оной - к Волге. Река лежала спокойно, как роженица после родов. По грязному берегу там и сям разбросаны были валуны, окурки, железный лом и тщедушные тела костромичан. Некоторые тела располагались также в воде, изображая купание. Главкульт торопливо принялся чиркать что-то в своём блокноте; опрошенный, ответствовал, что поразил его обычай туземцев входить в воду в полной одежде и мылить себя мылом поверх оной. И он этот народный обычай жаждет описать. На что Широкие Массы заметил писаке: - Дура... Он же выпимши...

В наступившем молчании тупо взирали мы на дальний брег с древними развалинами и новыми постройками (обречёнными в свою очередь стать развалинами со временем), на закат и скудную красоту окрестностей. Мост висел над рекой, как современная индустриальная радуга, серая и общедоступная. Под мостом лихо мчались моторки, управляемые мужчинами разных видов и одинаковой степени опьянения. С берега женщина кричала пьяному мужичонке: "Не спи, утонешь!", а после натягивала на его мокрые кривые ноги суконные брюки и застёгивала ширинку, а он всё падал на неё и всхрапывал во сне.

Прохладная истома наконец-то сменила убийственную дневную жару. Из распахнутых окон деревянных домов доносились звуки телевизионной передачи, над головами прохожих нависала чья-то раскинувшаяся на подоконнике необъятная задница неопределённого пола, а из верхнего окна трёхэтажного унылого дома бледным пятном виднелось лицо девицы, тоскливо озиравшей пустынную улицу.

Шествуя пыльными тротуарами, поднимаясь по осыпающимся оврагам, ступая по мостовой бульвара Островского, пересекая асфальтовые просеки в лесах колонн торговых рядов, Командор излагали нам своё учение о провинциальной тоске и столичной любви, изредка роняя бесценные автобиографические сведения, которые я, недостойный, торопливо вписывал дрожащей рукой в походные скрижали. Ещё не приспело время мне предложить жаждущим припасть к этому источнику утешения, но придёт оно, и узрят это моё Евангелие, и тогда слово Командора осенит грады и веси и миллионы пойдут за Ним...

Спал уже древний город Кострома под простёртой рукой Ленина, возвышавшегося на цоколе недостроенного памятника Романовым; спали моторки и мотоциклы, дьяконы и передовики, фрески и мосты, улицы и храмы - всё спало, когда пружинные матрацы гостиничных кроватей вновь приняли нас в свои скрипучие объятия.

И БЫЛО УТРО, И БЫЛ ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Очнувшись, узрели мы укоризненные глаза Командора, ибо часы неумолимо возвещали опоздание. Но волею своей Командор растянули каждую секунду вдвое, благодаря чему на пресловутый вокзал "Кострома Новая" поспели мы в самый раз и с запасом. Мановением Их же руки подан был состав Москва-Абакан допотопного происхождения, а также и вида. Здесь, вдали от столичной роскоши, неприхотливая Россия ещё кочевала в деревянных довоенных вагонах под слитный вой гармошек, плачущих детей и словоохотливых старушек; пила пиво и лузгала семечки, бегала на станциях за кипятком и лупила засаленными картами по чемоданам, а то и просто таращилась бессмысленно и тупо в проплывающие мимо незаселённые просторы собственного отечества. Размышления наши резюмировал Командор: - А составчик-то наш пятьсот-заспатый!

Всев, покинули мы рюкзаки на полках и проследовали в вагон-ресторан, расположенный через десять вагон-сортиров от нашего. Путь наш пролегал сквозь плотную, как вода, духоту, в окружении полуголых, липких и скользких от пота, тел, заполнявших деревянные вагоны вплоть до загаженных тамбуров.