— Исчерпан, только вы мяукайте, а не говорите, — попросила проводница, пропуская компанию в двухместное купе. Когда они напились чаю, Маргина снова открыла старинную книгу, которую хранил отец Марико.
«В Сурами, расположенном совсем в диком месте, которым владел достойнейший Сурамели, мы запаслись провизией и отправились покорять Лихитский хребет. Для Гочи и Нино такой путь обычный, да и мы с Жаном привычные к любым походным тяготам. Заросшие склоны словно сливали с гор на перевал зелёную пену, готовую покатиться вниз. Кое-где тронутая желтизной, зелёная волна скрывалась на той стороне перевала, где, как мы дальше узнали, купалась в быстрых и холодных водах Мтквари.
Нино ехала на коне, подаренном царём Давидом, а мы шли за ней, словно сопровождали царицу. Несмотря на то, что перевал не очень высок, для нас с Жаном, жителям равнин, пришлось нелегко, но никто не роптал. Остановились только тогда, когда перед нами оказался обрыв, и мы заглянули вниз.
— Сакартвело, — произнесла Нино, рассматривая раскинувшуюся под ногами долину и вьющуюся по ней Мтквари. Неожиданно, Нино запела песню, которую подхватил Гоча, взявшись за стремя коня. Мелодия так очаровала меня, что я невольно засмотрелся на девушку, словно первый раз увидел. Нино закончила петь, а песня словно звучала в воздухе, повторяясь слабым эхом. Тихим шагом мы спустились к Мтквари. Наступил уже вечер и Жан с Гоча разводили костёр, а мы, вместе с Нино, отправились к реке за водой.
— Нино, ты, как-нибудь, выбери, кто тебе милей, а то Жан и Гоча скоро друг другу глотки перережут, — сказал я, так как момент казался мне удачным – никого из претендентов на руку и сердце Нино не находился рядом. Нино, отвернувшись, набрала воды в кувшин и стояла у реки, точно задумалась. Она молчала, и я увидел, что её плечи вздрагивают. Я повернул её к себе, думая, что она смеётся над моим предложением, и собирался её отчитать, но, оказалось, что Нино плачет. Она резко вскинула на меня глаза и выпалила прямо в лицо:
— Как ты не поймёшь, слепец, что я люблю тебя?! Я полюбила тебя сразу, как только увидела, но ты игнорировал меня, точно пустое место. Я внимательно за тобой наблюдала и видела твои нескромные взгляды на других женщин. Почему же ты игнорируешь меня?
— Ты мне, как дочь, — пролепетал я, чувствуя, как моё лицо зарделось пылающим румянцем, но Нино на меня накинулась: — Какая я тебе дочь? Я хочу тебя любить и иметь от тебя детей, — скороговоркой закончила она.
— Я стар для тебя, — промолвил я, сам сомневаясь в своих словах. Я ведь старше Жана на пару лет.
— Ты старый душой, — уже без слёз припечатала меня Нино. Она прижала кувшин воды к груди и поплелась к костру. Я наклонился к воде и хлебнул несколько глотков, но ледяная вода не остудила душу, а, наоборот, распалила. Я поднялся с колен и отправился к костру, где Нино ставила воду на огонь. Любовный треугольник неожиданно превратился в квадрат, который вот-вот развалится. Я, как оказалось, слепой чурбан, не заметивший пылких взглядов девушки. Когда я подошёл к костру, Жан и Гоча так на меня посмотрели, точно я совершил святотатство. Расстроенный вид Нино давал им повод уличить меня в какой-то мерзости, которую я совершил.
— Ты её домогался? — не вытерпел и спросил Жан, когда мы укладывались спать.
— Нет, ответил я.
— Тогда что? — не унимался Жан.
— Сказал ей, что она дура, — ляпнул я.
— Ты… ты… сам дурак! — изрёк Жан и повернулся ко мне спиной. Мой кунак Гоча, который всё это подслушивал, осуждающе произнёс: — Разве можно обижать женщину?! — и тоже повернулся ко мне спиной. Я заснул, пригретый их спинами, а Нино спала одна, закутанная в единственное верблюжье одеяло.
Утром мы долго брели вдоль берега Мтквари, пока к вечеру не пришли в Гори, где переночевали в харчевне. Места были неспокойные и пустынные, так как, кроме войны с ильханами, длившейся добрый десяток лет, на этот край делали набеги осы, теснимые Золотой Ордой. Следующий день мы провели на ногах, следуя за Нино, путешествующей на коне, пока не наткнулись на покинутую деревню, посредине которой высилась церковь. Судя по тому, что пыль не успела осесть на хозяйственной утвари, деревню покинули недавно и спешно. Остановились в церкви, которая, если закрыть её массивную дверь, превращалась в неприступную крепость. Жан и Гоча решили разведать, что произошло и дойти до следующей деревни. Они ушли в ночь, несмотря на то, что я запретил им, но после позавчерашней ссоры меня никто не слушал. Светила луна, заглядывая в длинные, щелеобразные окна. Я прилег возле стенки, наблюдая через щель освещённое луной небо, пытаясь разглядеть звёзды. Нино прилегла рядом, закутавшись в одеяло, и смотрела на расписной потолок, на котором, при свете луны, на них смотрела печальными глазами дева Мария.
— Обними меня, любимый, — промолвила Нино, прижимаясь ко мне.
— Это же церковь, Нино, — слабо возразил я, но обнял её рукой, на которую Нино положила голову.
— Ничего, что церковь, — прошептала Нино, — она же нас и обвенчает.